* * *
– А что, я, по-твоему, должен был оббегать весь рынок? – седой, страдающий ожирением мужчина преклонных лет, вяло взмахнул рукой обращаясь к своей, недурно одетой, по всей видимости, супруге. – Я же купил картошку, как ты сказала.
– Да, мог бы и оббегать, – заявляла схожей комплекции его ровесница. – Я всегда так делаю, и ты знаешь, всегда нахожу дешёвую картошку.
– Нормальная цена, – возмутился муж, снова подняв руку. Из-под рукава сверкнули дорогие часы, – цена как цена.
– Двадцать за килограмм, по твоему, нормальна цена? – женщина приостановилась, гневно воззрела на своего спутника и продолжила медленное восхождение по лестнице подъезда. – Знала, что надо с тобой идти, даже картошку купить не способен.
С большим трудом, используя лишь почти умерщвлённые гаджетами навыки вербального общения, я отыскал адрес, указанный на вручённом мне отцом листке бумаги. Но очутившись у подножия пятиэтажного жилого дома, столкнулся с проблемой присутствия кодового замка на дверях. Поднимающаяся передо мной по ступеням колоритная парочка спасла меня от тщетных попыток разгадать комбинацию цифр, и даже не стала протестовать, когда я последовал за ними в сумеречное лоно подъезда. Я истинно был благодарен им за проявленную милость, но их оживлённый спор начинал раздражать меня.
Я наблюдал за сценой супругов, ступая вслед за ними, глядя на необъятные силуэты, не позволяющие протиснуться меж ними и спастись от вынужденного созерцания бессмысленности дискуссии.
Великая радость свершилась, и женщина остановилась у одной из дверей. Рядом с ней, глубоко дыша, встал мужчина, пропуская меня вперёд. Зазвенела связка ключей. Я метнулся на верхний этаж, всё ещё слыша дежурное ворчание хозяйки дома, вещающее о несамостоятельности и безалаберности своего супруга.
«Хвала тебе, о неизбежный рок.
Великой беспощадностью своей,
Ты уничтожил жизнь, но уберёг,
От траура над бедностью томления души в убогом веке».
Осознав вдруг значимость своей стези, я возликовал. Я не хотел такой жизни, что предстала предо мной в виде двух тучных людей, мерно перешагивающих ступеньку за ступенькой, ведущих тупой, но ярый, спор о ценниках на продукты питания. Подобно крупнорогатому скоту, они размеренно топтались по пастбищу, не уставая сотрясать воздух нелепостью вибраций гортанного мычания. Чем бы не являлся мой путь, неизбежностью судьбы ли, божественной предопределённостью, или высшей волей собственного коллективного сверхсознания, этот путь был истинно моим. Теперь я понимал. Благодарю вас граждане маленького приморского города. Нет, не за то, что отворили дверь и позволили войти в неё. Воистину, не существует жалкой пародии на жизнь, но каждое явление представляет великую ценность своим лишь присутствием в нашем бытии.
Я бросил взгляд на скомканный листок в руке. Искомый мною штаб талантливых диверсантов должен был находиться в десятой квартире. На значке, неровно прикреплённом к поверхности двери, поверх глазка, виднелась потрёпанная временем десятка. «И что же этих противоборцев так привлекает старина?». Я нажал на кнопку звонка, но привычного треска за толщей двери не последовало. Поняв, что рассчитывать на обветшалую электронику не придётся, я постучал в дверь кулаком. Сильно постучал, от всей души. Я начинал уже свыкаться с той мыслью, что на уровне энергетики являюсь невидимкой, для всей этой бодающейся братии и сделать им неожиданный сюрприз показалось мне забавной мыслью. Я застучал сильнее и требовательнее, «вот ведь потешно они наверняка бегают по квартире и не понимают, откуда идёт звук, ведь увидеть меня они неспособны». Я стал барабанить в дверь ещё азартнее, представляя растерянные лица партизан. Мне было смешно и легко.
Вдруг, за моей спиной защёлкал затвор, я обернулся и увидел в приотворившемся дверном проёме бледнеющие глаза вековой старушки.
– Чего гремишь, окаянный? – воскликнуло реликтовое создание. – Пустая там квартира, съехали все вчера ужо. А ну перестань шуметь, а то милицию вызову.
– Куда съехали, бабуля? – ошеломлённо спросил я, не замечая последней фразы.
– Мне-то откуда знать? Съехали и съехали, – старушка явно была разгневана. – Ну и хорошо, что съехали, шастали тут понимашь туда-сюда и днём и ночью, – закрывая дверь, бабушка ещё ворчала что-то о бессоннице, связанной с глубокой старостью и о тяжёлой долюшке пенсионеров. Оставив в подъезде едкий запах лекарств и старости. Погремев замками, она скрылась в своей обители.