Сын замер у самодельного, слегка неровного стола. В глазах рябило. Кто-то на экране в разноцветной майке и шортах ударил по чёрно-белому мячу ногой и тут же всё поле засуетилось. Пёстрая картинка стала мутнеть и расплываться, солоноватая слеза, спустившись по щеке, коснулась дрожащих губ ребёнка. Отрок не издал ни звука пока юное эластичное сознание, изнывая от боли и сострадания, в спешке сливало случившееся глубоко во владения глухого, недоступного, но беспощадного для перспективы подсознания.
Сын тихо вытер рукавом мокрое лицо и, руководствуясь неизвестно откуда пришедшей необходимостью в убежище, слегка всхлипнув, зашагал к звенящей кухонной утварью маме. Безвольной, обессиленной женщине, сил которой хватит лишь на короткое сухое объятие. Но ребёнок не нуждался ни в чём большем, ведь основную работу он способен проделать сам. Зашлёпали босые ступни по ламинированному полу кухни. И чистый взгляд был полон тревоги смешанной с воодушевлением. Он только что говорил с любимым папой. И папа сказал ему что он «Особенный».
* * *
Возможно, моё утверждение о том, что мой отец был чудовищем, вызовет у кого-то праведный гнев и возмущение. Ведь в моей жизни он стал тем, кто вручил мне великое дарение в виде трезвости суждений. Подобно бесстрастному хирургу, он удалил мне больной орган, что звался беспечной инфантильностью и выпустил меня в свет уже оздоровлённого реализмом. Что ж, возможно это именно так.
Мало кто ведает о том, что такое «Сердечная чакра». Это центральный энергетический узел, связующий три верхних и три нижних уровня. Находясь в центре человеческого тела параллельно органу, носящему насосную функцию кровообращения, сердечная чакра отвечает за самые важные процессы в душе. Чувство, сострадание, мягкость, любовь, уравновешенность – заряды, осуществляющиеся именно этим энергоцентром в астральном теле человека. Я воистину готов отождествить своего отца с уберегающим меня от недуга хирургом. Да, во имя спасения моего больного сознания он вторгся в мою душу и вырезал больной орган.
Но ведь этот ублюдок лишил меня сердца.
Сломав во мне зачатки одухотворённости, он продолжил воспитывать меня, наставлять. Мы стали друзьями, теперь мой менталитет позволял этому случиться. Я полюбил футбол, работу плотника, алкоголь, сигареты и простоту. Ах, боже мой, как же я ценил простоту во всех её проявлениях. А отец ценил меня за это. И всё чаще и чаще взрывалось внутренними кровоподтёками больное истерзанное подсознание, переполненное обидой и моральной неудовлетворённостью. Но каждый раз на гноящуюся рану спешно накладывало свежие бинты потускневшее за годы сознание. И я вспоминал, что когда-то папа сказал, что я «Особенный».
Арментария из меня сделал не Попутчик, отнюдь, это был отец и только он. В течение всего срока моего взросления и становления меня как личности, отец готовил идеальную кандидатуру для Наместников божественных талантов. Мастерски уничтожил во мне мечты, но оставил надежду. Подобно варвару, разорив мой остров, он всё-таки позволил ему выситься над уровнем бескрайнего, но пустого океана жизненных процессов. Да уж, он свято верил в то, что цель оправдывает средства и не брезговал никакими возможными средствами.
Любил ли я своего отца? Я ненавидел его, всегда ненавидел.
Я медленно плёлся в направлении районной библиотеки. За спиной молча следовали Вадим с Заликой. Их решительности не хватало даже на то, чтобы уговорить меня на смену забрызганной кровью одежды. Они понимали, отчаяние ослепило мой периферический взгляд на перспективу. Я шёл напролом и уже ни в ком не нуждался. Мимо по асфальту прошаркал грязный полупьяный бездомный, я мельком взглянул в его сторону, но не стал никак реагировать на появление в моей жизни ещё одного зловонного пятна. Последнее время вся моя жизнь состоит лишь из подобных дерьмовых фрагментов. Хотя и всё моё предыдущее никчёмное существование всегда являлось лишь средоточием убожества и грязи. Я продолжал двигаться вперёд.
Я отворил дверь в ветхое, когда-то торжественное здание и из осеннего сумрака шагнул в тяжёлую атмосферу старости и забвения. Наверняка в дверях сидел вахтёр, но я этого решил не замечать, для такой ерунды у меня есть мои друзья из падшего Противостояния. Ступени лестницы жалобно заскрипели, когда я стал подниматься наверх. Тусклый свет едва помогал разглядеть помещение второго этажа. Нажав на дверную ручку, я оказался в ярко освещённой просторной комнате. На пыльных полках книжных шкафов серели многочисленные, когда-то яркие обложки книг. Практически в центре зала, за своеобразной стойкой, на меня глядел удивлённый библиотекарь. Старичок лет восьмидесяти пялился мне в лицо чистыми, но сильно уставшими глазами, обрамлёнными глубокими трещинами морщин. Он не был напуган появлением в библиотеке человека с ненавидящим звериным взглядом, одетым в серую одежду, украшенную лишь тёмными пятнами свернувшейся крови, человека принесшего с собой лишь смерть и только. Однако он был невероятно заинтересован, о чём свидетельствовали классические жесты – резкое выпрямление уже не молодой осанки и мало чем помогающее поправление оправы на переносице.