Поначалу это казалось невозможным, и отчаяние приходило на смену надежде. Но потом, преодолев минутную слабость, Нанехак с новым упорством начинала писать буквы, повторять вслед за учителем слоги, пока не пришло понимание: звучащее слово не что иное, как сочетание определенных, простых звуков, обозначенных значками, которые Павлов назвал буквами. На помощь учителю часто приходил сам умилык, и именно у него Нанехак прочитала первое слово: «мама». То, что русское слово наконец поддалось, было удивительно! Нанехак целый день ходила под впечатлением.
Взяв прутик, она чертила слово на свежевыпавшем снегу я повторяла его сыну, шагавшему рядом с ней в новых, украшенных вышивкой торбазах:
— Смотри, Георгий, — это МАМА! МАМА — это я! Запоминай, сынок, учи русский язык!
Но малыш топал ножками по снегу, разрушая с таким старанием написанное матерью слово.
На одном из уроков она попросила Ушакова научить ее писать имя Георгий, Это было посложнее, чем мама, но, поупражнявшись, Нанехак с гордостью показала написанное на чайной обертке слово:
— Смотри, Апар, это — Георгий!
Буквы еще были кривыми, но все же Апар похвалил ее:
— Ты молодец, Нана!
Ушаков вдруг открыл, что гораздо легче и интереснее объяснять значение букв и слогов на собственных именах учащихся. Каждому теперь хотелось увидеть, как выглядит начертанное буквами его имя. Прочитав, эскимосы с удивлением прислушивались к его звучанию, то и дело повторяли его.
Однажды Ушаков пошел в сторону мыса поглядеть, нет ли во льдах разводий. Низкое солнце вытянуло длинные голубые тени от торосов, от прибрежных скал. Несколько дней не было ветра. Выпавший снег затвердел, превратился в плотный наст, и не было нужды надевать на ноги плетенные из тонких нерпичьих ремней снегоступы. Ушаков шел быстро, торопясь подойти к открытой воде, пока светло. В сумерках трудно попасть в голову нерпы или лахтака, едва возвышающуюся над темной поверхностью воды.
Найдя подходящее разводье, Ушаков соорудил ледовый щиток, чтобы его не было видно со стороны моря, и стал терпеливо ждать. Вспомнилась злополучная охота на нерпу, когда он соскользнул в воду, и, не будь рядом Апара и Нанехак, не сидеть бы ему сейчас здесь, не мечтать о будущих путешествиях. Нанехак отогрела его в спальном мешке, уберегла, быть может, от воспаления легких, проще говоря, спасла от неминуемой, мучительной смерти.
Охотился Ушаков на этот раз невнимательно. Правда, ему в самом начале удалось подстрелить одну нерпу, а остальных он замечал слишком поздно, когда они уже видели его движение и уходили под воду.
Зимняя охота на нерпу — это прекрасный способ побыть одному, поразмышлять в промежутках между выстрелами.
По намеченному плану — это последняя зима на острове Врангеля. Практически обследовано все побережье по зимней дороге с востока на запад и с запада на восток. Летом с вельбота уточнялись линии берегов. Были обследованы и нанесены на карту горные хребты, реки и по мере возможностей определены астрономические пункты. Регулярно велся метеорологический журнал. Собрана внушительная коллекция растений, минералов, окаменелостей. Наконец, записаны обычаи, верования и легенды эскимосов.
Счастлив ли был здесь Ушаков? Если счастье — это служение людям, это любимое дело, которое делаешь с неимоверным трудом, с риском для собственной жизни, то можно смело сказать — эти три года он был счастлив. Это счастье наполняло его силой, уверенностью и жаждой испробовать себя на новых, неизведанных дорогах. Еще до поездки на остров Врангеля, глядя на карту Ледовитого океана, Ушаков задерживал взгляд на пространстве севернее самой северной земли России — полуострова Таймыр. Там были загадочные земли, обозначенные пунктиром, часто обрывавшимся просто в покрытое льдом море.
Конечно, можно остаться и на острове и посвятить себя строительству новой жизни здесь, на этой земле, жить с эскимосами, радуясь вместе с ними всему новому, что будет приходить с большими пароходами. Но ведь он, в сущности, не имеет специального образования, чтобы быть учителем, администратором, геологом… Его предназначение — идти первым, открывать новые земли…
Ушаков, занятый размышлениями, не заметил, как солнце исчезло за горизонтом, разлив над ледовым морским простором яркую алую зарю. Появились звезды, и узкий серпик луны, четко обозначенный на ясном, ничем не замутненном небе, казался каким-то искусственным, не настоящим.
Накинув на себя ременную упряжь и взяв в одну руку посох, а в другую багорчик с остроконечным щупом, Ушаков двинулся в поселение, таща за собой убитую нерпу. Добыча легко катилась по льду, оставляя на нем легкий след.