Нанехак и Апар встали лицом друг к другу и продолжили танец, вызвав взрыв одобрения и восхищения.
Иерок отер с лица выступивший пот и подошел к Ушакову.
— Понравилось, умилык?
— Понравилось, — горячо отозвался Ушаков.
— Но я вижу, ты мало что понял, — с нескрываемой горечью произнес Иерок.
— Ну почему ты так думаешь? Мне действительно понравилось!
— Ты мне неправды не говори, потому что я ее сразу чую, — сказал Иерок. — Не твоя вина, что ты не понял нашего древнего танца. Чтобы почувствовать его силу, надо родиться здесь или прожить очень долго. Но вот что я скажу: вижу, ты из тех людей, которые со временем поймут наш танец.
— Спасибо, — растроганно поблагодарил Ушаков. — Может быть, ты и прав.
…Делясь потом впечатлениями с остальными русскими членами экспедиции, Ушаков услышал самые противоречивые мнения о песнях и танцах эскимосов. Старцев, тот заявил: это, мол, не что иное, как демонстрация настоящей дикости и бескультурья.
— Надо побыстрее учить их настоящей музыке и русской пляске! — сказал он решительно. — Иначе они нас замучают своими завываниями.
— Нет, что-то в этом есть, — задумчиво проронил доктор Савенко. — Иногда я даже чувствовал волнение в душе.
— К этому надо привыкнуть, — заметил Павлов. — Для меня, к примеру, конечно, милее наш русский перепляс, но иной раз и я выходил в круг и надевал танцевальные перчатки.
— Да, — вспомнил Савенко, — а зачем перчатки?
— Это как бы бальные перчатки, — предположил Ушаков.
— Я спрашивал, — сказал Павлов, — но никто толком не знает. Говорят: так заведено, так полагается.
— Думаю, они нужны для того, чтобы подчеркнуть движения рук, — высказал догадку Ушаков. — Мне показалось, что главный смысл танца — именно в движении рук.
— И в словах, — сказал Павлов.
С уходом «Ставрополя» на каждого трудоспособного мужчину поселения работы прибавилось втрое, если не вчетверо. Первым делом надо было закончить дом и склад для продуктов, боящихся холода.
Ушаков пока жил в палатке, не спешил перебираться в дом. Он понимал: для того чтобы зимой не беспокоиться о тепле, надо как следует проконопатить стены, настелить полы со специальной прокладкой, тщательно сложить печи.
Для зимней одежды раздали закупленные еще в Анадыре и бухте Провидения оленьи шкуры и камусы. Так как в палатке спать уже было довольно прохладно, Ушаков попросил Нанехак сшить ему спальный мешок.
Она быстро исполнила его просьбу. Мешок был сшит из хорошо выделанных оленьих шкур, был мягок и неожиданно просторен.
— Тут можно вдвоем поместиться! — весело сказал Ушаков, разложив мешок на постели.
— Я его сделала таким, чтобы было теплее, — объяснила Нанехак. — Когда мешок тесен, в нем может быть и сыро, и холодно… Ты видел, что кухлянки мы шьем тоже просторные, не в обтяжку. Так лучше.
Нанехак говорила медленно, чтобы Ушаков мог ее понять.
— Большое тебе спасибо, Нана!
Он чувствовал, что женщина относится к нему с какой-то особой нежностью и теплотой, но не придавал этому значения, считал, что она видит в нем прежде всего начальника. Все эскимосы были дружелюбны к нему, и Ушакову нравилось, что в этом добром расположении не было ни тени подобострастия, ни заискивания. Пожалуй, они даже с удовольствием указывали ему на какие-то промахи, любили давать советы…
Ушаков поставил перед собой задачу обойти все яранги лично и выяснить, кто еще в чем нуждается.
Хотя на острове стояли те же яранги, какие были в бухте Провидения, казалось, что в них появилось что-то новое, солидное и крепкое. Прежде всего — негаснущий костер, над которым всегда висел чайник. Тепло, горящие жирники в глубине меховых пологов, ряды деревянных бочек, заполненных мясом и жиром, висящие снаружи почерневшие от ветра и солнца куски моржатины, сытые, довольные лица людей.
Тагью поднял на высокие подставки свою байдару.
— Скорее бы закончить работу и заняться охотой, — сказал он. — Лед приближается к берегу, и моржи могут уйти.
Ушаков тоже думал об этом.
— Ну, еще чуть-чуть осталось, — сказал он Тагью. — Послезавтра можем выйти на моржовую охоту.
— Вот это хорошо! — обрадовался эскимос. — Надо запастись мясом не только для себя, надо подумать и о собаках.
— Да, это верно. Зимой нам придется много ездить, — сказал Ушаков.