— Софи, давай прогуляемся сейчас. Подышишь свежим воздухом.
— Ты так заботишься обо мне, словно я твоя жена, — она улыбнулась, но так слабо, как будто отблеск уходящего за горизонт солнца вспыхнул и погас.
— Ну, боюсь потерять выгодного клиента, — я пытался шутить. — Завтра с утра хотел зайти в церквушку к отцу Бенджамину. Познакомился с ним у Крамера. Преподобный — летописец этого острова. Сказал, что у него есть старинная книга, которую он перевёл. Там много информации. Пойдёшь со мной?
— Нет, Роберт, — она прилегла, свернувшись калачиком. — Мне не хочется туда идти. Укрой меня, пожалуйста.
Загасив едва начатую сигарету в пепельнице, я подошёл к ней. Взял с дивана плед, бережно закрыл. Она подложила под щёку ладонь и смежила веки. Её бледное лицо в обрамленье казавшихся в полутьме тёмными волос походило на кукольное. Жалость сжала холодными пальцами сердце.
Я вышел из домика, осторожно закрыв дверь. Прижался затылком к нагретой поверхности и сжал виски в ладонях. Тревога не отпускала. Нет, идти к преподобному надо прямо сейчас.
К молитвенному дому адвентистов седьмого дня вела широкая тропа, пролегающая между частокола воздушных корней баньянов, высоких кокосовых пальм и хлебных деревьев. Красно-коричневую землю усыпали пожухлые листья пальм и папоротников, сгнивших ветвей.
На фоне тёмно-синего без единого облачка неба показалось длинное приземистое здание из серого камня под остроконечной крышей. Тонкие колонны украшали фасад. В глубине стрельчатого входа над массивной деревянной дверью висел знак адвентистов: два языка золотистого пламени.
Хорошо смазанные петли едва слышно скрипнули, дверь отворилась, пропустив внутрь и на миг показалось, что я оказался в раю. После душного, пропитанного тяжёлыми запахами моря и цветущих растений июльского полдня, мягко окутал свежий прохладный воздух. Захотелось рассмеяться, отогнать тревогу, сковавшую сердце.
Молитвенный зал разделяла на две половины дорожка тёмно-зелёного цвета, которая заканчивалась у дощатого помоста. На фоне белого полотнища с эмблемой адвентистов: золотого круга из трёх ангелов, выделялась плотная фигура отца Бенджамина, стоящего за кафедрой. Квадратное бледное лицо в обрамлении рыжеватых с проседью на висках волос. Взгляд близко посаженных к носу глаз, выражал решимость и отрешённость одновременно. Глубокая складка между седых бровей. Высокий лоб мыслителя расчертили неровные морщины. Насколько я понял, преподобный имел большое влияние на горожан, поэтому не удивился, что на обычной проповеди столько народа. Хотя, явно сюда заглядывали и туристы, спасаясь от немилосердной жары.
Две плоские лампы на тонких шнурах давали мягкий приглушённый свет. Скромную обстановку оживлял старинный орган по правую руку от кафедры.
Тихо, не привлекая внимания, я осторожно присел на последнем ряду, положив руки на спинку скамьи перед собой.
Густой баритон преподобного отца Бенджамина негромко, но отчётливо заполнял пространство, достигая не только ушей верующих, но словно проникая сквозь потолок, сходящихся под прямым углом деревянных панелей, отправлялся к Богу. Хотя я давно перестал верить в некую высшую силу. Привык всегда и везде надеяться только на себя. Но, не удержавшись, заслушался слов преподобного. Давно обратил внимание, что проповедники мелких конфессий умеют удивительно красноречиво и убедительно говорить.
Проповедь закончилась, прихожане начали расходиться, а я остался ждать, пока отец Бенджамин подойдёт ко мне. Мне хотелось, чтобы он сделал это сам. Мы договорились встретиться только завтра утром, и я лихорадочно обдумывал, как объяснить преподобному, почему пришёл раньше.
— Рад видеть вас, сын мой, — прозвучал рядом низкий голос. — Что-то случилось?
— Не терпится увидеть книгу, о которой вы говорили, — по ироничной усмешке, проскользнувшей по лицу отца Бенджамин, понял, что он не поверил.
— Хорошо, идемте.
Квартира отца Бенджамина располагалась в левом крыле дома адвентистов. В глаза сразу бросились массивные, до потолка стеллажи, занимающие полностью две стены, сходящиеся под углом. На полках просматривались ровные ряды увесистых томиков в кожаных переплётах и золотым тиснением.
— Завидую вам, такая роскошная коллекция, — всматриваясь в названия, сказал я. — Наверно, такие книги раньше даже в руках не держал.
— На самом деле, здесь не так много редкостей, — преподобный улыбнулся. — Впрочем, попадаются вещи, которыми я могу гордиться, — он взял с полки сильно потрёпанный томик в тёмных разводах на грязно-оранжевом переплёте.