Но улыбка девушки стала еще шире и она закричала:
- Дядя! - после чего девушка тут же бросилась ко мне. Я так растерялся, что даже забыл убегать. - Дядюшка! - Она тут же прыгнула мне на шею и, сжав в объятиях, начала тараторить: - Лиза знала, что дядюшка вернется за ней. Лиза была хорошей девочкой. Но она много плакала, она не могла понять, почему дядя бросил ее, ведь Лиза не сделала дяде ничего плохого. Лиза так любит дядю!
После этого ее мягкие губы прижались к моим, сначала совсем несмело, а потом все сильнее и сильнее. Ну не стоять же мне как бревно. Я двумя руками обнял девушку, со страстью прижав ее к себе. Мой язык с силой проник в ее рот. Девушка словно таяла в моих объятиях. Она стала такой мягкой и податливой, как пласт свежей глины. Казалось, я мог лепить из нее что захочу. Мне нравился соленый вкус крови на ее губах, нежный трепет ее сердца, этот жар исходящий от ее гибкого юного тела. Нет, я не стану ее убивать, точно не сейчас.
Девушка прикоснулась ладонями к моему лицу. Я почувствовал эту кровавую влагу на своих щеках. Ее глаза расширились, а на лице снова появилась такая странная безумная улыбка. После чего она вдруг неожиданно заплакала:
- Лизочка ждала! Лиза всегда надеялась, что дядя вернется!
Эта девушка, кажется, она была абсолютно невменяема. Она приняла меня за своего дядю, а ведь мы с ней почти ровесники, да и не чувствую я, что она моя родственница. Хоть я и потерял воспоминания, но это, наверное, должно было бы остаться, где-то в глубине сознания, какое-то еле уловимое ощущение родной души. Ведь должно было. Или нет?
И все-таки, как же притягательно и сексуально ее безумие, что таилось в ее больших горящих глазах, в мягких страстных губах, в немного рассеянном взгляде, в плотоядной безумной улыбке, в жаре, которым полыхало ее тело. Сейчас, измазанная кровью, пылающая жаром и страстью, она походила на суккубу искусительницу, адского демона, что пришел выпить все мои жизненные силы, чтобы потом отбросить в сторону, словно использованный материал. И вот что странно, лишь на миг, но я и сам этого захотел, захотел быть уничтоженным ею, погибнуть в ее сладких объятиях. Но это желание лишь мелькнуло в моем сознании, и тут же нырнуло обратно в пучину бессознательного.
- Ты помнишь меня? - спросил я у девушки, решив пока подыграть ей.
- Конечно, милый дядюшка! Лиза не могла забыть своего спасителя!
- Ты могла бы мне напомнить? - Я начал аккуратно подбирать слова. Все-таки она не в себе, и у нее в руках нож, и судя по трупам тех животных, она неплохо им владеет. - Я... Моя память пострадала из-за этой игры... Понадобится время, чтобы восстановиться.
- Что? Дядюшка забыл? - Глаза девушки тут же вновь наполнились слезами, она была готова расплакаться еще раз. - Они заставили дядюшку забыть?! - Лицо девушки стало гневным, и я почувствовал, как она с силой сжала меня в своих объятиях. - Лизонька убьет их всех!
- Тихо... эээ... Лиза! - Я погладил девушку по голове. - Давай присядем и все обсудим! Ничего страшного не произошло. Я обязательно вспомню свою милую племянницу!
- Да?! - Глаза девушки засверкали от радости, и она так искренне заулыбалась, - Конечно, Лиза с радостью все расскажет дяде! Ей приятно об этом говорить!
Девушка опустила свой окровавленный нож, и я наконец-то смог спокойно вздохнуть. Все-таки, когда она обнимала меня, я чувствовал, как деревянная рукоять вдавливается в мое плечо и эта пугающая близость острой стали к моей плоти сильно беспокоила, хотя и возбуждала одновременно.
Я начал садиться на траву, медленно, чтобы не вызвать у нее приступа неожиданной агрессии или страха. Но девушка не обращала на мои движения никакого внимания. Она тут же плюхнулась рядом со мной и положила голову мне на плечо. После этого посмотрела на небо, и потянулась к небольшим тучам, что плыли вверху. Она словно пыталась ухватиться за них, поймать их так, как маленькие дети ловят мыльные пузыри.
- Лизина жизнь была адом! - Начала говорить девушка. - Родители заставляли Лизу тяжело работать, а потом отбирали заработанные деньги, чтобы покупать себе алкоголь и наркотики. А когда Лиза была слишком изможденной, и просто не могла уже работать, ей давали "выходной". Это были лучшие Лизины дни, - девушка улыбнулась, - тогда ее заставляли просто сидеть возле какого-то храма с протянутой рукой и просить милостыню. Можно было целый день не работать, а лишь попрошайничать. Если Лизе удавалось принести много денежек - папа иногда покупал ей медовый пряник, такой вкусный. Папа был добрый, добрее, чем мама. Он бил Лизочку реже и иногда покупал сладости. А еще он берег Лизину честь, но как оказалось лишь для того, чтобы продать ее подороже. Лиза всегда была красивой девочкой, - эти слова девушка произнесла с гордостью, - даже когда ходила неумытая и в старых обносках. Но когда Лизе исполнилось двенадцать лет, папа устроил ярмарку. Так он это назвал. Он позвал множество солидных дядей и устроил им... как же он это назвал, еще слово такое мудреное... ах да, аукцион, аукцион Лизиной девственности. В тот день он хорошенько вымыл и причесал Лизочку, а еще одел ее в красивое коротенькое платьице, оно немного жало, так как было очень тесным, но папа сказал, что так надо. А еще были милые черные чулочки и туфельки на каблучках. И Лизе разрешили использовать косметику, первый раз в ее жизни. Лиза до этого никогда не была такой красивой.
Девушка рассказывала все это с умилением, казалось, она действительно гордилась собой, а вот мне уже становилось не по себе от одной только мысли, какими ублюдками были ее родители, и что ей пришлось пережить.
- Лизу поставили на специальную табуреточку. И потом множество важных дядек подходили, чтобы посмотреть на нее. Лизе нужно было крутиться, становиться то одним боком, то другим, некоторые важные дядьки даже щупали Лизину попу. А потом начались торги. И Лизину девственность купил один жирный старик, такой мерзкий, но очень богатый. Он заплатил огромную сумму, Лиза, наверное, за всю свою жизнь столько не заработала. Но тут, - и глаза девушки заблестели от восторга, а ее щеки покраснели, - тут появился дядя. Он держал в руках автомат, тот самый, папин. Это была папина игрушка, как бы папу не ломало, когда ему нужна была очередная доза, но он так никогда и не заложил его, он всегда ухаживал за своей игрушкой, смазывал ее маслом, протирал. А мать про автомат просто не знала. И это хорошо, иначе эта дурра разменяла бы его на бутылку или шприц, а разве тогда получилось бы такое замечательное представление?
- И вот, - продолжила девушка, - дядюшка поднял автомат и застрочил прямо в сторону этих похотливых богачей, красиво так застрочил. Тра-та-та-та, - и девушка показала жестами, словно сама стреляет из автомата, - и их кровь брызнула во все стороны. Тра-та-та-та... разорванный грудные клетки, выпадающие на пол вонючие кишки, целые фонтаны из крови... Тра-та-та-та... простреленные мозги разбрызганы по всему сараю, где и проходил аукцион. Те богачи так перепугались, засуетились. - Лицо девушки стало жестоким, а улыбка заставила меня содрогнуться. - Они вопили, кричали, скользили на собственной крови и кишках, падая и барахтаясь, словно перевернутые на спину жучки, они молили о пощаде, а некоторые даже молились Богу. Только что хотели оттрахать двенадцатилетнюю девочку, а теперь молились Богу, странные такие. А потом все стихло, лишь трупы, кровища, кишки и мозги на полу и стенах. Так красиво, так завораживающе, просто праздник какой-то! А ведь действительно праздник, Лизин день рождения, и она вся такая нарядная, вся в крови того мерзкого старика, что купил ее первую ночь. Потом, - девушка улыбнулась еще кровожаднее, - дядя убил Лизину тупую мамочку, после чего он прострелил колени своему ублюдочному братцу, Лизиному папочке. Он специально не стал убивать его сразу, чтобы тот все видел. А потом, - девушка наклонилась ближе ко мне и, коснувшись губами моего уха, нежно прошептала, - потом он аккуратно снял Лизино платье и чулочки, и сделал Лизочку женщиной, прямо на глазах у своего умирающего братца. Он забрал у него все, и воздал ему по заслугам. А Лиза стояла на четвереньках в луже из крови того жирного мерзкого старика, пока любимый дядя трахал ее сзади. Черт, до чего же забавная ситуация, Лиза просто не могла не смеяться.