Когда Арне был маленьким, старик обращался с ним сурово, а иногда и жестоко. Дело в том, что Уле понятия не имел, как правильно обходиться с детьми, к тому же в нем жила обида на племянницу: перед смертью она навязала ему заботу о своем ребенке – живом напоминании о постыдной связи. Суровый старик сделал всё, чтобы у нежданного наследника всегда была крыша над головой и еда на столе, но этого оказалось недостаточно для малыша – печаль и страх неизменно росли в маленьком существе, не знавшем тепла и нежности. И всё-таки Уле научил его переносить лишения и принимать неизбежное. Возможно, именно благодаря урокам старика Арне всё-таки не лишил себя жизни.
Когда Уле умер, оставив мрачное, неподъемное хозяйство, мальчику исполнилось всего тринадцать лет. С тех пор Арне жил – и выживал, – следуя принципам старика, которые отныне стали и его собственными. Позади дома был огород, и, спасаясь от голода, он немыслимыми усилиями извлекал живительные капли крови из холодного, окаменевшего тела земли. Каждый день его жизни напоминал предыдущий. Каждый день – тысячи повторяющихся движений. Юноша не подозревал ни о каком другом образе жизни, кроме того, что достался ему от старика, никакие мысли, если они не были связаны с выживанием, у него не появлялись. Но однажды он услышал о войне. Кто-то сказал, что на флот набирают молодых людей: морякам предстояло сражаться с английскими кораблями. Всё, что окружало Арне, показалось ему вдруг таким ничтожным и бесполезным. Он продал овец соседу, заколотил досками окна и дверь, последний раз взглянул на каменистое поле и могилу старика, а потом помчался к побережью – наниматься на военную службу, испытывая чувство, которому не знал названия.
Тяготы жизни на какое-то время отступили. Судьба дала ему возможность научиться плавать и сражаться, понимать причуды моря, различать ветра и облака, а еще разбираться в людях, похожих на море своим непостоянством. Арне даже стало казаться, что теперь он сам себе хозяин и будущие дни подчинены его воле. Восставшая душа молодого моряка была подобна губке, впитывающей жизнь. За это время он научился читать и писать. Он узнал женщин. Но всё закончилось. Однажды летним днем вернулась его прежняя жизнь – та, знакомая с детства, которая душила его, лишала свободы и вечно требовала невозможного. А ведь Арне наивно верил, что жестокое прошлое ушло навсегда. Оружие Безумного Джима сделало его глухим и безлицым, вернуло в мир жестокой неизбежности, которой старик Уле, задыхаясь от ярости, всё-таки научился подчиняться.
Арне решил, что, вернувшись в Омли, он почтит память старика и, возможно, обретет покой.
Теперь, когда вместо всех звуков на свете Арне мог слышать только собственные мысли, они казались ему слишком шумными и навязчивыми. Он никак не мог от них избавиться, и порой это казалось невыносимым. Арне нередко думал о матери, хотя даже не помнил ее лица. Ему было всё равно, красивая она или нет, и плевать на то, что однажды старик с презрением назвал ее «шлюхой». Он представлял ее бесконечно одинокой маленькой женщиной с ребенком на коленях, и этот образ успокаивал его в самые горестные минуты. Старик представал в его воспоминаниях свернувшимся по-собачьи на измятых грязных простынях с бледным восковым лицом – таким Арне увидел его однажды утром и понял: дед Бьёрнебу умер. Каким маленьким казалось его тело и нелепой – суровость, в которую он кутался всю жизнь. Арне хорошо помнил то постыдное облегчение при виде мертвого Уле – словно глубокий вздох после долгих страданий. Теперь вокруг мыслей о старике пульсировало что-то похожее на теплое чувство – будто пришедшее из памяти, сдержанное и невыраженное. Но всё-таки жившее всего лишь в воображении. Черствость характера и эмоциональная мертвенность Уле Бьёрнебу передались Арне, как болезнь.
Когда он подумал о старике и о том, чтобы почтить его память, то поймал себя на мысли, что никакой памяти о старике и нет.
Арне остановился у дороги в одной из портовых таверн Арендала. Узкие улочки спускались и поднимались, скрываясь за горизонтом. Поблекшие дома прижимались друг к другу, рыболовных сетей в них было больше, чем жителей. Арне достал несколько монет, которыми от него откупился военно-морской флот. Он заказал себе выпить – чтобы утопить досаду и горестные воспоминания. Он так и не вернулся в Омли.
Словно беспокойный дух, Арне появлялся и исчезал на самых грязных и мрачных постоялых дворах, сидел за бутылкой, терзаемый мыслями и жалостью к себе. Иногда кто-нибудь истово принимался его утешать. Он не боялся показывать свое опаленное лицо – чужое мнение для него ничего не значило. Напротив, он, казалось, наслаждался ужасом тех, кто решался взглянуть на него. А возможно, ему просто нравилось снова – пусть и ненадолго – оказаться в обществе.