Штеффен изучал экономику, а Андрин стала одной из первых женщин-врачей в Норвегии и вышла замуж за своего коллегу Тобиаса Бойера. У них родилось трое детей, и, может, однажды они тоже станут врачами, как и родители.
Второй сын Карин, Симон Весос, работал в городе Эльверум в компании «Норвежская древесина», основанной в начале века путем слияния старой «Мебельной фабрики Якхельна и Бьёрнебу» с «Речными перевозками Олсена». У него было уже два сына, Юн и Карл. Старшая дочь Карин, Мари, жила за границей, в Испании.
Сестра Ранхиль Тея родила четырех детей. Старший, Кристоффер, работал адвокатом в Кристиансанне.
Ранхиль, Видар и ее мать виделись с Асбьёрном раз в две недели по воскресеньям, когда отправлялись в Арендал – пообедать у него в заведении. Много лет назад это был трактир Хетиля, а теперь – модный ресторан, где фирменным блюдом был, конечно же, десерт дравле.
Кроме Виктории у Асбьёрна было еще три помощника – дети Тур, Лене и Арне. Правда, Лене только что родила близнецов Тома и Анну и поэтому всё время и силы посвящала малышам.
Бьёрнебу покинули свое родовое гнездо, безопасную гавань, которая защищала и растила их в течение полутора веков. Они разъехались по всему миру, завели семьи. Только эта мысль – о новых ростках дерева Бьёрнебу – примиряла Ранхиль с неизбежной горечью перемен.
Видар поднял крышку сундука, и она вернулась к действительности.
– Кстати, я так и не знаю, что там внутри, – сказала она.
– Серьезно?
– Ну, может, заглядывала в детстве. Не помню.
Они подняли пожелтевшую простыню, под которой лежала старая одежда, несколько книг, ржавые лампы, фарфоровая кукла с печальным взглядом и таинственный сверток внушительного размера. Пока Видар разворачивал его, Ранхиль пристально разглядывала куклу.
– Кажется, я играла с ней. – Она попыталась повторить грустное выражение лица.
– Должно быть, она очень старая, – заметил Видар, рассеянно взглянув на куклу, и сосредоточился на свертке. Он быстро снял последний лоскут, и в его руках оказался портрет семейной пары.
– Это же Корнелиус! – воскликнула Ранхиль, указывая на мужчину.
Видар засмеялся.
– Похож, правда. Но это не он. Это тот же человек, чей портрет висит в лавке.
– Пелле Йолсен?
– А это, наверное, его жена.
– Красивая пара, – заметила Ранхиль. – И написан хорошо, – добавила она, окинув картину критическим взглядом художника.
Видар снял очки и стал разглядывать стекла на свет.
– Слушай, я тут кое-что подумал, – сказал он, вытащив из кармана носовой платок.
– Что?
– Сто пятьдесят лет назад маяк перешел к Арне Бьёрнебу.
– Кто знает, кем был этот старик, – размышляла вслух Ранхиль. – Мы, конечно, много слышали о нем. О том, что его прозвали Немым, что у него было обожжено лицо. Но каким он был на самом деле?
Видар надел очки и с любопытством посмотрел на нее.
– Боюсь, мы никогда этого не узнаем, – вздохнула Ранхиль. – Наверное, одиноким человеком, который любил тишину и природу. Или, может быть, он просто сбежал от людей. Я не виню его. Всё-таки выглядел он не очень. Должно быть, ему пришлось нелегко.
– Полагаю, да.
– Но, по большому счету, тогда это был другой остров. И другая Норвегия, – заключила Ранхиль с воодушевлением. – Тебе не кажется?
– Ты права, – ответил Видар. – Но мне интересно, есть ли во всём этом смысл или нет.
– Смысл? В чём должен быть смысл? – Ранхиль всё еще держала в руках куклу, укачивая ее, как девочка, увлеченная любимой игрой.
– В том, чтобы устроить что-то вроде встречи или праздника. В честь того, что маяку исполнилось сто пятьдесят лет.
– Шутишь?
– Вовсе нет. Я подумал, мы могли бы пригласить всех Бьёрнебу, разбросанных по миру.
– Сюда, на остров? – Ранхиль присвистнула и покачала головой. Она не знала, посмеяться или испугаться этому. Неужели Видар говорит серьезно? – Ну, не знаю, что сказать. Мне такое даже в голову не приходило.
– А разве плохо? День, посвященный семье!
– В этом нет ничего плохого вообще-то. Но что…
– Что?
Ранхиль глядела на него, изящно опираясь на каминную полку.
– А что дальше-то? – наконец спросила она.
– Дальше?
– Только не говори, что весь смысл – во встрече.
– Так и есть.
– Не знаю. Как-то странно. Зачем это тебе?
– Тебе кажется странной моя затея? – Видар задумался. – Ты про то, что меня усыновили и я не являюсь частью семьи, как ты и все остальные?