5
В восемь утра Асбьёрн раскочегарил гриль.
– Мало ли, кто-то приедет пораньше и голодный, – сказал он.
За эти годы он пополнел и перевалил за сто тридцать кило. При его росте это смотрелось внушительно. Асбьёрн готовил в белом фартуке с надписью «Повара не отвлекать!» и мастерски управлялся с щипцами и лопатками.
Асбьёрн принес два ведра с мясом и рыбой, которые поджидали своего часа в холодке сарая.
– Я сделала свой фирменный соус для барбекю, – сказала ему Ранхиль, встречая его и Викторию накануне вечером.
Первыми приехали дочь Асбьёрна Лене с мужем Рубеном Хунсайдом и годовалыми близнецами Томом и Анной.
– Том меня сегодня замучил, – пожаловалась Лене, сходя с катера. У нее были медные волосы и тонкое бледное лицо с темными кругами под глазами, которые уже не получалось скрывать макияжем. Она надела свой лучший наряд – костюм с набивным рисунком, который ей достался от жены сослуживца Рубена, располневшей на несколько размеров.
– Как я выгляжу? – спросила она Рубена тем утром, выпрямив плечи и втянув живот. Порой ей казалось, что она потеряла свою женственность и уже не сможет обрести ее вновь.
– Нормально, – ответил он, посмотрев на нее, как на пустую стену, и вышел покурить в другую комнату.
– Почему? – спросила ее мать, принимая одного из внуков. – Что случилось?
– Колики.
– Ты дала ему что-нибудь?
Лене кивнула:
– Как обычно. Я позвонила педиатру, и он сказал дать капли. Какой мудрый совет! Иногда я думаю, что тоже могу быть педиатром. Но вместо этого ношусь целый день по дому, до самого рассвета. Сил моих больше нет, поверь. Мы и ехать-то не хотели, – призналась она.
– Твой отец расстроился бы.
– Знаю. Поэтому мы здесь. У тебя красивая лента в волосах.
– Пойдем в дом. А где твой брат?
Лене сделала неопределенный жест:
– Тур… У него какие-то дела в ресторане. Он сказал, что придет позже. Ты ведь его знаешь.
Тур, старший сын, был мятежником и бунтарем. Он напоминал родителям дядю Арне. Именно поэтому Тур был любимцем Асбьёрна, который будто снова видел брата в старшем сыне, и его сердце точно так же – как за Арне – постоянно болело за сына, когда тот совершал опасные и безрассудные поступки. Впрочем, Асбьёрн никогда не признался бы в этом.
– Я не нянька брату, – закончила Лене. – У меня уже есть два маленьких хулигана. И они требуют постоянного внимания. Мне достаточно.
Тут она резко обернулась, как будто только теперь вспомнила о муже – тот лениво плелся за ней, засунув руки в огромные карманы брюк.
– Рубен, шевелись! – крикнула она.
Сквозь дым, поднимающийся от гриля, Асбьёрн увидел, что к острову приближается еще одна лодка. Он узнал своих двоюродных сестер Сюннёве и Карин, старого Арнульфа Весоса – ему было уже за семьдесят, его дочь Андрин с мужем, доктором Бойером, и их детей – Тобиаса-младшего, Элизабет и Штейнара, девяти, семи и шести лет.
Асбьёрн помахал щипцами для гриля.
С лодки ответили. Дети – с подачи взрослых – стали выкрикивать его имя.
– Осторожно, не перевернитесь! – забеспокоился Асбьёрн, увидев, как раскачивается лодка.
Это была та старая лодка, на которой Арнульф и его отец Уве годами ловили креветок, – та, что однажды навсегда увезла с острова его брата Арне.
Он знал, что снова будет думать о нем, об Арне. Он ждал этого. Сегодня Асбьёрн вспоминал о брате больше, чем обычно. В конце концов, этот праздник был и для него – как и для всех, кто не мог прийти, кого больше не было.
Асбьёрн понял, что слишком долго стоит с поднятой рукой – лодка уже прошла мыс и приближалась к причалу. Он приветствовал только море.
6
К полудню Асбьёрн уже выпил пять бутылок пива. Мясо к этому времени поджарилось. В воздухе стоял запах дыма и пряностей. Арнульф молча сидел в соломенной шляпе, а Асбьёрн смотрел на него, словно на красочный натюрморт.
– Эй, Арнульф! Будешь пиво?
– Что?
– Пива выпьешь? – Он откупорил бутылку и протянул ему.
Арнульф взял бутылку и дрожащей рукой поднес к губам. Сделал маленький глоток. Остальное оказалось на его штанах.
– Тише, тише, – сказал Асбьёрн. – Я лучше тебе стакан принесу.
По дороге к дому он увидел своего племянника Кристоффера Лу, сына Теи, с его девушкой Шарлоттой.
Шарлотта была симпатичная и неловкая простушка. Обычно неловкость можно принять за милую простоту, но в случае с Шарлоттой эти ее особенности не пересекались: она была и неловка, и проста. И беременна. Ее едва заметный животик можно было принять за полноту, но мать Кристоффера всё же сомневалась, будет ли присутствие ее сына с девушкой в положении в такой день приличным. Глядя на Тею, сложно было представить, что среди ее предков были эмансипированные женщины вроде Элизы и Суннивы Бьёрнебу. Ее сестра Ранхиль, казалось, принадлежала к совсем другому поколению.