— I don't understend, norvegian, we are american sailors. May speak english, please?
— Сережка, он же говорит по-английски! Я его понял! — закричал Алек.
Серега и сам начал улавливать что-то знакомое в словах морячка, но английский он знал так же, как и большинство учеников средней школы, то есть почти совсем не знал. Но Алек по английскому языку был первый ученик — этим он обязан своей бабушке, которая с ним занималась. Он даже мог разговаривать по-английски.
Морячки стояли молча и продолжали жевать свою жвачку, вопросительно глядя на ребят.
— Давай, Алек, давай! Объясни им, что нам надо! — обрадовались ребята.
Алек солидно вышел вперед и стал говорить по-английски так невнятно, словно у него полон рот каши.
— Ну что? Ну, что они говорят? — приставали ребята.
— Он говорит, что они американские моряки с того военного корабля, который стоит на рейде. Они только первый день в городе и еще ничего не знают. Они думают, что мы норвежцы, и сами спрашивают, где бы тут поблизости выпить.
Американец вытащил из кармана несколько пакетиков с яркими этикетками и протянул их ребятам.
Ребята отказались.
Американец засмеялся, похлопал Серегу по плечу и стал что-то быстро говорить, опять протягивая пакетик.
— Алек, чего ему надо? — недовольно спросил Витька.
— Он хочет угостить нас этой штукой. Я не могу понять, как она называется, что-то вроде чуингэм. Он говорит, что это очень вкусно и все мальчишки во всех портах, где они бывали, всегда просят эту штуку. Ее надо взять в рот и жевать, только не глотать.
— Пускай сам жует, если не знает, где «Кон-Тики»!
Американский морячок — совсем молодой парень — развернул один пакетик и показал, как надо обращаться с жевательной резинкой. Он энергично двигал челюстями и старался изобразить на своем простецком лице предельное удовольствие.
— Пойдем, ребята, нечего время терять! — заторопился Витька.
Алек сказал американцу какую-то вежливую фразу, тот ответил, и все разошлись. Последним шел Яшка.
— Ребята, а это хорошая идея, — сказал Витька. — Если Алек может говорить по-английски так хорошо, что его американцы понимают, то мы сумеем объясниться. Надо просто говорить по-английски. Русский язык здесь, наверное, никто не знает, а английский могут знать. В крайнем случае найдем какого-нибудь школьника. Не может быть, чтобы у них в школах не изучали английский!
Ребята шли по улице, приглядываясь к прохожим и выбирая человека посимпатичнее, который мог бы знать английский язык. Но все выглядели занятыми, и было как-то неудобно их останавливать.
— Алек, иди вперед, тебе спрашивать!.. А где Яшка? — Витька обернулся. — Яшка, ты чего отстаешь?
— Я… и-ду… — произнес Яшка, с трудом раздирая челюсти.
— Яшка, ты что как-то странно говоришь, точно у тебя рот полон? Или ты по-английски тренируешься?
— Я… жу-ю…
— Что жуешь? — Витька остановился и строго посмотрел на Яшку. — Говори, что жуешь!
— Жвачку. Матрос дал.
— Покажи.
Яшка запустил пальцы за щеку и с трудом вытянул длинную липкую резинку.
— Ну и что ж, она вкусная?
— Ни-че-го. Мятой… пахнет.
— Сам жует, а с нами не поделился, — капризно заметил Алек.
— Я же не всю сразу зажевал, я и вам по кусочку оставил.
Яшка остановился и полез в карман за остатком жвачки. При этом он так неловко развернулся, что нечаянно толкнул какого-то мальчишку, который шел навстречу.
— Sorry, — сказал мальчишка.
— Чего-о? — переспросил Яшка.
— I am sorry, — опять повторил мальчишка по-английски, видя, что имеет дело с иностранцем.
— Сам ты «соря»! — проворчал Яшка. — Катись, пока не попало! — И Яшка слегка двинул плечом, что могло означать только то, что если мальчишка не уберется немедленно, ему действительно может попасть.
Это мальчишка понял, но и не подумал убраться. Наоборот, он опять сказал что-то непонятное, но уже совсем не таким любезным тоном, как вначале, пригнул голову, как это делают боксеры в кино, и пошел на Яшку.
Яшка развернулся боком и приготовился стукнуть.
Двое дерутся — третий не лезь. Этот неписаный закон одинаково строго соблюдается среди мальчишек на всех континентах мира. И в Советском Союзе, и в Норвегии, и в Америке, и на диких Соломоновых островах. Но здесь Витька его нарушил: он моментально очутился между Яшкой и незнакомым мальчишкой и так дал Яшке правой в бок, что он только охнул.
— Ты что, совсем сдурел?! — зашипел Витька на Яшку. — Тоже нашел время драку затевать!.. Проходи! — кивнул он норвежскому мальчишке.
Норвежец удовлетворенно улыбнулся, презрительно отряхнул руки и с видом победителя зашагал дальше.
— Как же ты, Яшка, не понимаешь! Всегда нужно соблюдать свое достоинство, достоинство советского пионера, а ты в драку полез!
— А чего же он меня обозвал?
— А ты знаешь, что это значит?
— А ты?
— Я — нет.
— И я не знаю.
— Так чего же драться?
— Он сам…
— Брось, я видел, как «он сам»! Ты же его первый толкнул.
— Я нечаянно.
В это время Алек, стоявший в стороне и не принимавший участия в ссоре, заговорил с одним из прохожих на самом лучшем английском языке, на который он только был способен. Алек спросил, как найти музей Тора Хейердала.
Норвежец развел руками и отрицательно покачал головой в знак того, что он ничего не понял.
Алек повторил свой вопрос как можно медленнее.
Прохожий ответил что-то по-норвежски и опять покачал головой. Вслед за этим он сам обратился к другому прохожему, очевидно спрашивая, не поймет ли он язык, на котором говорит Алек. Второй прохожий, в свою очередь, обратился к проходившей женщине. Постепенно вокруг Сереги и Алека стала собираться небольшая толпа, и каждый давал советы. Тогда Алек постарался возможно яснее сказать фразу:
— Does anybody here speak english or russian? (Говорит ли здесь кто-нибудь по-английски или по-русски?)
Как только Алек произнес слово «russian» («по-русски»), так сейчас же первый прохожий, к которому он обратился раньше всех, радостно воскликнул:
— Русски? Я говорю русски! Я быль концентрационс лагер с русски сольдат! Я училь русски: Хитлер капут! За родину!
Алек опешил. Он готовился к мучительному объяснению по-английски, а оказалось, что первый же встречный норвежец говорит по-русски. Алек стал объяснять, что он и его товарищи приехали сюда из Москвы, для того чтобы побывать в музее Тора Хейердала, где установлен плот «Кон-Тики», на котором Хейердал и его товарищи переплыли Тихий океан.
Норвежец, слушал его очень внимательно и все время утвердительно кивал головой. Когда Алек кончил, норвежец ответил:
— Не понимай.
Алек снова стал рассказывать длинную историю о том, как норвежские этнографы плыли через океан на плоту из бальcовых бревен, как они высадились на острове и что теперь этот всемирно известный плот «Кон-Тики» находится где-то здесь, в Осло, но они не знают, как его найти.
Норвежец опять все выслушал и опять с искренним сожалением повторил:
— Не понимай.
— Да ты объясни ему, что там рядом стоит памятник Нансену. Может быть, он его знает? — вмешался в разговор Серега. — Фритьоф Нансен! Фритьоф Нансен! — громко, как для глухого, повторил Серега, обращаясь уже непосредственно к норвежцу.
— Нансен? Я знай Нансен плассен! Это близко… Как сказать русски? Я знай мало русски слова… Война, хлеб, охрана… Я знай мало русски, мало…
Норвежец при всем его желании помочь ребятам слишком плохо знал русский язык — только то, чему его успел научить неизвестный русский солдат, сидевший с ним вместе в концлагере во время войны. Да и много лет прошло с той поры. Норвежец ничего не понял из пространных объяснений Алека, но имя знаменитого норвежского путешественника и большого друга Советской страны Нансена звучит одинаково и по-русски, и по-норвежски, и на всех языках мира. Услышав это имя, норвежец подумал, что ребята ищут площадь Нансена, а это было совсем недалеко — это была та площадь, на которой стояло большое красное здание ратуши и где ребята уже были.
Норвежец, путая русские и норвежские слова, стал подробно объяснять ребятам дорогу на площадь Нансена. Однако из его объяснений они поняли только, что это не очень далеко и надо идти в обратном направлении.