Подойдя к калитке, мужчина оглядел несколько десятков вооруженных людей. Стараясь не выказать страха, он с достоинством снял шляпу, слегка поклонился стоящему впереди прочих Галушкину и выжидательно замер.
— Передрейфил фриц! — определил Сашка. — Ништяк, дедок! Мы, в отличие от ваших, со стариками не воюем.
Арташов, укрытый за широкой спиной Будника, заметил, как при Сашкином пассаже во взгляде старика сквозь маску учтивости блеснул гнев человека, непривычного к панибратству. Вполне может оказаться каким-нибудь переодетым гитлеровцем. Много их — полковников да генералов — сейчас под бабские юбки попрятались.
— Шпрехен зи руссиш? — произнес Арташов. Будник поспешно отодвинулся.
При виде офицера старик приободрился. По лицу его пробежало подобие улыбки.
— Шпрехен, шпрехен. Похоже, вы меня приняли за офицера вермахта, — на чистом русском языке ответил он.
— А кто же вы? — от неожиданности вырвалось у Арташова. Старик приосанился.
— Позвольте представиться. Сергей Дмитриевич Горевой. Капитан второго ранга российского флота. Он коротко, по-гвардейски кивнул.
— Советского флота? — неуверенно подправил Арташов. — Никак нет. Именно российского. Списан с корабля по ранению. После большевистского переворота эмигрировал. Поселился в Померании.
— А мы тебя и здесь достали! — без задержки отреагировал Сашка. Уловив неодобрительный взгляд капитана, буркнул. — Переворот ему, видишь ли, контре! Это он о нашем-то Великом Октябре!
— Кто, кроме вас, есть в особняке? — спросил Арташов. Заметил колебание хозяина и, дабы пресечь препирательства, отчеканил. — Мы ищем место для размещения. Ваше имение кажется для этих целей подходящим. Надеюсь, возражений нет?
Тон недвусмысленно говорил, — возражений быть не должно. Старик, однако, упрямо пожевал губы.
— Боюсь, этот дом вам не подойдет. Видите ли, господин капитан, здесь пансионат для дам.
Оживление среди стоящих вольно солдат сделалось нешуточным. Горевой обеспокоенно повел шеей.
— Это совсем не то, что вы подумали, — поспешил он исправиться. — Прошу господина офицера пройти внутрь. Я бы хотел, чтоб вы переговорили с директором пансионата. А нижние чины могут пока передохнуть в задней части сада, возле каретного сарая.
Арташов, не скрываясь, с неприязненным прищуром разглядывал царского офицера. Горевой, уловив колебание, искательно дотронулся до его рукава:
— Господин капитан! Антр ну! Уверяю вас, это действительно очень необычная, требующая деликатности ситуация. Особой, доверительной интонацией он словно поверх солдатских голов обращался к человеку одного с ним сословия.
— Я уж и забыл, когда у меня были обычные ситуации, — усмехнулся Арташов.
Восприняв это как согласие, Горевой отодвинулся, приглашая капитана войти и тем же движением отсекая его от остальных. Арташов, сохраняя неприязненное выражение на лице, прошел внутрь. Следом, бесцеремонно отодвинув прикладом упирающегося старика, двинулся Сашка, — охранять спину командира было его святой обязанностью, которую он никогда и никому в роте не уступал.
Арташов шел вдоль благоухающего сада, мимо аккуратных, подбитых округлым булыжником цветочных клумб по усыпанной белыми лепестками гравийной дорожке и с наслаждением вдыхал густой, настоянный на яблоневом цвету воздух. За поворотом им открылся мрачный трехэтажный особняк, стилизованный под средневековый замок, с бойницами в башенках и узкими зарешеченными окошками по периметру. Арташов озадаченно присвистнул. — А, тоже обратили внимание! — заметил Горевой. — Вот так-то прежде строили. Крепость. Говорят, огонь корпусной артиллерии может выдержать.
— Может, проверим? — свирепо предложил Арташов. Горевой, искавший расположения советского офицера, хихикнул. — Уверен, что традиции русской армии остались неизменны, и огонь по мирным жителям открывать не станете, — с важностью изрек он. — Позвольте-с я приготовлю директора пансионата к визиту. Бочком протиснулся мимо Арташова и пружинистым, не по возрасту шагом заспешил к парадному крыльцу.
— Мутный дедок, — засомневался Сашка.
Арташов заметил за портьерой одного из окон старческое женское личико, сморщенное, будто сушеная груша, но с живыми, поблескивающими от любопытства глазками. Волосы у старушки были уложены какими-то буклями, какие Арташову доводилось видеть разве что в костюмных пьесах.
Заметил подглядывающую старуху и Сашка.
— Может, приют для престарелых, — расстроился он.
Сашка вообще легко переходил от надежды к унынию. Но еще легче от уныния к надежде.