Когда Туу-Тикки ухватила Баки за локоть и утащила к себе в кабинет, Брок насторожился. Кивнул Роджерсу:
— Пойдем.
Он знал, что в гостиной ни хуя не слышно, о чем говорят в кабинете, но Туу-Тикки держала открытым окно, а подслушать — Брок был уверен — было жизненно важно.
Он вытащил Роджерса в сад и пихнул в траву под окном.
— …творишь, Баки? — с сокрушенной укоризной говорила Туу-Тикки.
Баки молчал. Брок насторожил уши.
— Солнышко мое ирландское, я отлично понимаю, что ты линяешь. Но нельзя же так с самыми близкими.
Стив хотел было возмутиться, но так и замер с открытым ртом, не поднимаясь, слушая каждое слово, хотя всё внутри вопило, что подслушивать нельзя. Но там был Баки, его Баки, и с ним что-то происходило.
Барнс по-прежнему молчал. До Брока донесся густой запах вишневого табака.
— Баки, котик, слушай сюда, — строго, но участливо сказала Туу-Тикки. — Ты туатта.
— Ну и что? — отморозился наконец Барнс.
— Ты в курсе, сколько живут туатта?
— Нет.
— От шестисот до тысячи лет. Сколько тебе по меркам туатта, радость моя?
— Бля… — выдавил Барнс.
Брок прикусил палец, чтобы не выматериться вслух.
— Да, — согласилась Туу-Тикки. — Ты чувствуешь себя как подросток-туатта. А ведешь себя, как подросток-человек. Потому что соответствующего воспитания ты не получил. Никто из нас не получил.
— Тикки, но я правда… — виновато и жалобно начал Барнс. — Я правда был так зол на Стива! Почему он со мной не поговорил?
— Ну, у него, мне кажется, вообще не очень с разговорами. Ты старше, котик. Это, конечно, не значит, что ты вот так сразу умнее, но ты же знаешь про себя, что ты действительно умный. Я понимаю, тебя клинит, тебя дергает по всем направлениям сразу, но ты как будто совсем забыл, что умеешь себя контролировать.
— Ты сама мне говорила, что мы не можем контролировать эмоции, — огрызнулся Барнс.
— А их проявления — можем, — объяснила она. — Или ты сам в себе еще не разобрался?
— Да у меня просто крышу рвет, — пожаловался Барнс, и Брок искренне ему посочувствовал. — Я до падения был уверен… сам уже не знаю, в чем. Война все поставила с ног на голову. Потом опять все переменилось. Мне думать нечем было. Я ловлю эмоции Стива, Брока, и сам я тоже не каменный. Что мне с этим делать?
— Решить, чего хочешь ты сам.
— Я не знаю, — тихо выдохнул Баки. — Знаешь, хочется заползти в тихое место, свернуться клубочком и там полежать. Как в самом начале. Я не справляюсь. Ни с чем не справляюсь. Думал, будем здесь втроем, придется Брока защищать от Стива, Стиву объяснять, чем командир отличается от хэндлера по инструкции. Только…
— Солнышко мое, помнишь, Грен учил тебя закрываться?
— Помню.
— Закройся. Вот просто от всего внешнего закройся.
Барнс тягостно вздохнул. Брок зачем-то сам затаил дыхание.
— Плохо получается, — пожаловался Барнс.
— А ты не спеши.
Несколько минут было совсем тихо.
— Кажется, получилось, — сказал Барнс.
— Хорошо, Баки. Себя ты слышишь?
— Д-да… — неуверенно ответил Барнс.
— Давай по шагу за раз. Ты умеешь.
— Смятение, — начал перечисление Барнс. — Привязанность.
— К кому?
— К Стиву. К Броку. К тебе, но не так.
— Кого ты любишь?
— Обоих.
— Кого ты хочешь?
— Обоих. Хочу заползти в кровать с ними и уснуть. И проваляться так дня три.
— Что мешает?
Долгое молчание.
— Про Брока я и так все знаю, — вздохнул Барнс. — И про Стива знаю. Только мне нужно, чтобы он сказал. Вдруг я ошибаюсь?
— Если ошибки — твои, почему наказываешь ты — его?
— Хочешь сказать, что я мудак?
— Хочу сказать, что ты неправ. Обиду ты высказал?
— Да.
— Свои желания обозначил?
— Я не уверен, что Стив меня услышал.
— Значит, поговори с ним еще раз.
— Я хочу триаду, Тикки. Их обоих. Сразу. Только, знаешь, для людей это ни фига не просто, а они люди.
— На то людям язык и дан, чтобы разговаривать. Да к тому же разговоры о законодательном разрешении триад с каждым годом все громче, а законы тут люди принимают.
— Я… — молчание. — Мне все время кажется, что Стив слышит не меня, а что-то у себя в голове.
— А Брок?
— С ним проще. Знаешь, я до истерики рад, что Стиви здесь и в безопасности, только, мне кажется, я не справляюсь. Как в самом начале.
— Кто сказал, что справляться должен ты один? Вас трое. Справляйтесь вместе.
— Я всегда был самым старшим.
— Туатта, — напомнила Туу-Тикки.
— Подросток, говоришь?
— Да. Так что самый старший из вас сейчас Брок. Баки, это пройдет. Это не продлится долго. Тебя в линьку столкнуло. И совет при линьке тот же, что и всегда.
— Делать только то, что хочется и что доставляет удовольствие?
— Ну да. Больше ничего не сработает.
— Можно я тогда у тебя посижу до вечера? Метнусь за планшетом и буду переводить.
— Конечно, котик. Только я шить буду, машинка стучит.
— Это ничего, — что-то зашуршало. — И чего ты такая умная?
— Алька — шестой подросток в доме. Опыт, мой хороший.
Стив сидел на траве ни жив ни мёртв, дурея от услышанного. Он совершенно по-дурацки улыбался, вновь смотрел то на ладони, то на Брока и понимал, что он совсем по-идиотски счастлив, впервые получив на это разрешение, услышав самые важные слова, хоть и сказанные не ему и не для него. Он нужен Баки, действительно нужен, это не сон и не его придумка.
Столько лет он учился прятать неправильного себя, загонять эмоции как можно глубже, улыбаться, жать руки даже тем, от кого от всей души воротило, смотреть всегда прямо, ничего для себя, только мир имел значение — и вот она, награда за весь пиздец, что творился с их жизнями.
Стив глянул на Брока и улыбнулся, чувствуя, как печёт под веками, как горячие слёзы текут по щекам, и его наконец отпускает, разрушая последнее, что осталось от каменного монумента Капитана Америка.
Брок крепко обхватил Роджерса за плечи. Самого его триада вполне бы устроила. Брок был жадным, знал это за собой, и, если проклюнулась хоть малейшая возможность получить все, он не собирался от этого всего отказываться. А что Барнс линяет и вообще гребаный тинейджер, так и это пройдет. Линьку такого рода Брок раньше не наблюдал, но слышал о ней. Грен, правда, на время линьки сваливал куда-то зеркалом. Может, и Барнсу свалить?
Стив вжался в Брока, что было сил. Сейчас он не ощущал себя ни взрослым, ни уверенным в себе, будто разом откатился в то состояние, когда непонятно было, переживёт ли он зиму, но всё равно одевался и выползал на улицу только ради того, чтобы погреться в лучах своего личного солнышка. Он так любил Баки, что готов был на всё что угодно. Любил ли он Брока? Об этом пока было рано говорить, но тот был таким, как надо: тёплым, большим и твёрдым, как скала. Смешно сказать: бывший враг стал той самой опорой, которой Стиву не хватало, а значит, сердца Стива хватит и на Брока, потому что он уже давно стал «своим».
Брок тихо оттащил Роджерса подальше от дома, за деревья, к заросшему какими-то лиловыми цветами забору.
— Бля… — выдохнул он. — Ну заебись просто. — Он уткнулся лбом в плечо Роджерса. — Ты его подростком-то помнишь? А то я в душе не ебу, куда бечь и что делать.
— Я сам тогда был подростком, Брок, — хрипло ответил Стив, успокаивая зачастившее сердце, готовое вырваться из оков грудной клетки и пуститься в пляс. — Не тому ты задал вопрос. Побудь со мной немного, пожалуйста, — тихо попросил он.
— Думал, ты уже и не попросишь, — хрипло сказал Брок. — Триада, а?
— Мы поговорим об этом, позже, когда Баки перестанет… линять? И мы сможем всё обсудить нормально, а пока надо снова как-то пережить переходный возраст Баки, — Стив несмело, на пробу, коснулся губами шеи Брока.