Перед местным аэровокзалом, как и перед любым аэровокзалом мира, находилась автобусная остановка. На ней стоял одинокий желтый автобус, разделенный вдоль толстой красной полосой. Он был похож на биг-мак с кетчупом.
Я-то, конечно, думал, что автобус идет прямо в зоопарк. Но автобус, конечно, ехал совсем в другое место.
Над лобовым стеклом имелось окошко с табличкой: «Сент-Элье — Сент-Клемент». Кроме того, отсюда можно было уехать в Сент-Брелад, Сент-Питер, Сент-Оуэн, Сент-Мэри, Сент-Джон и так далее.
Все это — районы Джерси, которые называются интересным словом «парижи».
Можно было бы, поинтересоваться у водителя машины, не пойдет ли в скором времени какой-нибудь бас до зоопарка? Но кабина за широким лобовым стеклом отличалась редкой безлюдностью. Может, шофер улетел в Лондон?
Не зная, что делать, я вернулся к дверям аэропорта. Но входить внутрь я не стал, а встал рядом и стал наблюдать.
Часто наблюдение за незнакомыми людьми может дать больше, чем суетливые расспросы. Неудобно приставать к незнакомым, спрашивая, где эта улица, где этот дом? А стоя в сторонке и никому не мешая, ты можешь увидеть такое, о чем даже знакомый человек тебе не всегда расскажет.
Вот и теперь я, стоя, между прочим, у дверей, вроде бы смотрел на взлетающие самолеты. На самом же деле я наблюдал за действиями прилетевших пассажиров, которые только что ступили на джерсийскую землю.
Момент этот они встречали радостно, обнимались и хлопали друг друга по плечам, как солдаты соединившихся союзных армий.
Ожидая, когда они успокоятся, я на некоторое время действительно сосредоточился на самолетах.
Замечательны эти самолеты были тем, что имели некоторые признаки вертолетов. У них были очень короткие крылья, на которых, разрубая облака в клочья, вращались невидимые винты. Окрашенные желтыми и черными полосами, они напоминали гигантских пчел. И эти пчелы, жужжа, то уносились в облака, то опускались из них на землю и укатывали в ангар, похожий на улей.
За полчаса я увидел множество самолетов, а автобус как был, так и остался в единственном экземпляре.
Между тем количество панам перед аэровокзалом сильно поубавилось.
— В чем же дело? — думал я. — На чем же они уезжают?
А уезжали они просто. На такси.
Мне, привыкшему к автобусу, стало обидно за этот замечательный вид общественного транспорта. Видимо, не любили автобусов на Джерси. Если бы к ним относились теплее, то и они отвечали бы взаимностью. Лучшие воспоминания моей жизни связаны с автобусными поездками. Где вы теперь, милые зеленые, пробитые компостером как пулями, билеты?
Такси — это роскошь, а автобус — средство передвижения, которое не только экономит наши деньги, но и приучает с детства к коллективу.
Однако позже я узнал, что вопрос экономии денег джерсийцев не волнует, потому что чуть ли не каждый третий из них — миллионер.
Вот всего уже только три белых панамы стоят на остановке. Да и не белые они теперь. Измотавшееся за день солнце устало окрасило их в желтый цвет. Издалека их можно принять за три золотых гвоздя, вколоченных перед входом в аэровокзал.
Вот уже не осталось ни одного из прилетевших со мной пассажиров. Лишь я стою на остановке, одинокий, как космонавт Евгений Леонов во время своего знаменитого выхода в открытый космос.
Солнце сделалось из желтого апельсиновым. Глядя на него, я понял, что, хоть меня миллионером и не назовешь, а ехать мне все же придется на такси.
До этого момента, колор подъезжающих такси веселил глаз. Они были чисто-синими, стальными, бежевыми, а один автомобиль оказался раскрашенным под зебру.
Машина, которая подъехала в тот момент, о котором, идет речь, была черной, как лужа смолы на дне шахты. Страшно было садиться в такую машину, но страшнее было подумать о том, кто мог оказаться за ее рулем.
Однако за окном автомобиля я увидел джентльмена самого простецкого вида. При этом одет он был в элегантное джерси, хотя на голове все же имел твидовую кепку, какие носят типичные «водилы».
Прицелившись прямо под твидовый козырек, я выпалил:
— Зу?
— Оу’кей! — ответила кепка.
Я открыл дверь и сел на заднее сидение, которое шириной и мягкостью не уступило бы и дивану.
Внутри автомобиль оказался невероятно огромен. Глядя снаружи, никак нельзя было догадаться, что в нем скрываются такие значительные площади и пространства.
Я мог бы лечь на диване, вытянуть руки вперед и все равно не дотянулся бы до противоположной двери. Она скрывалась в далеких сумерках.
Шофер задвигал коленями, нажимая невидимые педали, но ожидаемого шума мотора и толчков не последовало. Машина начала движение бесшумно и плавно. Так отчаливают от берега лодки.
Пейзажи, проносящиеся за окном, были так красивы, что их хотелось вынуть из окна, вставить в рамку и повесить на стену. Ими хотелось любоваться, их хотелось оценивать и устраивать вокруг них жаркие споры об искусстве.
Но на пейзажи никак не удавалось посмотреть с толком — так, чтобы разглядеть, что там на переднем плане, что на заднем, какова идея этого произведения искусства? Слишком уж быстро они проносились за окном.
Однако глазу все же удавалось зацепить то зеленый пологий холм, утыканный коровами, то какую-то усадьбу в сирени.
Вдруг пейзажи кончились. По обочине встала гранитная стена, оттесняя холмы и усадьбы от дороги.
Через минуту стена провалилась куда-то вниз, показав на некоторое время холмы усадьбы, но тут же снова поднялась. И опять — нырь в землю! И долго она еще так то падала, то вставала, напоминая солдата, который исполняет команду «лечь-встать».
— Ныряй, ныряй, — думал я, — главное, чтоб перед машиной не вынырнула.
Позже я узнал, что почти все дороги на Джерси охвачены вот такими стенами. Сложно пришлось бы тут нашим водителям, которые любят нет-нет да и съехать на обочину. Починить чего-нибудь, понюхать ромашки, васильки…
А дорога-то узка! Машина неслась между стен, как пуля в стволе, и места для еще одной пули в этом стволе никак не было.
— А вот если встречный автомобиль?.. — подумал я. — Скорость-то километров восемьдесят. И у встречного восемьдесят. Вместе получается сто шестьдесят! А свернуть-то, некуда!
Некоторое время я, окаменев, ожидал встречный автомобиль, но того все не было, и я ожидать его перестал.
— Все равно от судьбы не уйдешь, — подумал я.
Но позже, между прочим, узнал, что дороги на Джерси — с односторонним движением. Здесь дорога туда никогда не бывает той же, что дорога оттуда. Они всегда разные. Иногда дороги туда и оттуда могут находиться даже в противоположных частях острова и проходить по совершенно разным парижам. И все-таки они всегда встретятся друг с другом в назначенном месте и приведут, в конце концов, шофера куда надо. Ездить по таким дорогам было интересно и разнообразно. Хотя, конечно, небезопасно.
Стенки придвинулись настолько, что сжатый между ними и автомобилем воздух начал громко свистеть.
Со свистом мчалась машина, как пуля летящая в стволе, и никак не могла из этого ствола вылететь. А ствол извивался, закручивался. И не понятно было, как снаряд, выпущенный из такого ствола, может угодить в цель.
В этот момент, когда внимание водителя должно было бы быть особенно напряженным, шофер в кепке решил завести дружескую беседу и слегка обернулся ко мне.
— Учиться приехал?
Я понимал, что ответить надо побыстрее да покороче. Но стены, пролетающие по сторонам лобового стекла, вводили в паралич. В любую секунду они могли перестать пролетать по сторонам и грянуть прямо по стеклу.
В этот момент водитель обернулся ко мне полностью — посмотреть, почему это я молчу? На лице его был написан большой вопрос.
— Учиться, учиться приехал, — почти закричал я. — Вы только на дорогу смотрите!
Шофер удовлетворенно кивнул и некоторое время, действительно смотрел на дорогу.
Спустя минуту кепка дрогнула и снова двинулась в мою сторону.
— А откуда приехал учиться-то?