«Неужели у нас на канале говорят такими фразами?!» – ужаснулась я.
– То есть ваша сестра думала о самоубийстве? – спросил Андрюша.
– И не только думала! – заорала Тамара Ильинична.
– Да это была игра на публику, – усталым голосом сказал Гена. – Я первый раз испугался, а потом понял, что ничего она с собой по-настоящему не сделает. Тогда я и понял, что у нее с головой начались проблемы.
Из дальнейших криков родственников мы поняли, что Алевтина Ильинична пыталась привлечь к себе внимание мужа весьма своеобразным способом, правда, она не одна такая. Жены богатых людей тоже такое вытворяют, на самом деле совсем не собираясь с собой кончать.
– Вы «Скорую» вызывали? – уточнили у Гены. – Можете даты назвать хотя бы примерно?
Гена назвал.
– А ты рассказал милиции, как Алевтину у вас на даче пытали? – заорала Тамара Ильинична.
Мы все стояли молча, ожидая продолжения. Я, признаться, не знала, что и думать.
– Кто пытал вашу жену на даче? – наконец спросил Андрей у Гены.
– Думаю, что она сама. На теле были ожоги от сигарет.
– Алевтина никогда в жизни не курила! – заорала Тамара Ильинична.
– Но могла купить пачку в любом магазине, – заметил Гена. – В доме ничего не пропало, даже бардака, как здесь, не было. Я тогда никого не вызывал – ни милицию, ни «Скорую». Я решил, что это был очередной спектакль.
Самое интересное заключалось в том, что и в этой квартире ничего не пропало – по словам Гены, внимательно все осмотревшего. Тамара Ильинична через некоторое время неохотно с ним согласилась.
Обстановка в квартире была небогатой, как я понимала, все здесь осталось с советских времен, от Гениной мамы и ее мужа – стенка с традиционным хрусталем, «макулатурные» книги, ковры на стене и на полу. Иконы отсутствовали, как и какие-либо картины, столовое серебро, фарфор или чугунное литье, которое мне доводилось видеть в богатых домах. Хрусталь не разбили, вообще ничего не разбили, то есть никаких обломков нигде не валялось. Посуда оставалась стоять за стеклом вообще нетронутой. Но были раскрыты все шкафы (два в стенке и один встроенный в коридоре), из них все было выброшено на пол. Также были вывернуты все ящики, и их содержимое валялось на полу. Диван был вспорот, а одна половинка поднята, чтобы открыть нижний ящик, из которого на пол выбросили белье. Кресла (два) тоже вспороли. С маленьких антресолей на кухне все сбросили на пол. Это оказалась какая-то старая обувь и одежда. Шкафчики на кухне оставили раскрытыми, но опять же ничего не покрушили.
Конечно, потребуется какое-то время, чтобы квартиру убрать (по-моему, до вечера вполне можно справиться), и нужно будет заново перетянуть мягкую мебель, но нашествие воров на эту квартиру нельзя было сравнить с тем, что мне доводилось видеть во время других выездов на кражи, которые мы снимали с Пашкой. Да и брать тут по большому счету было нечего. Серьезный вор сюда бы не пошел. Если только какая-то мелочь, например, увидевшая в выходные по телевизору наш сюжет про Алевтину и понявшая, что квартира временно освободилась. Я бы стала искать воров в этом дворе или в его окрестностях.
Сотрудники органов очень обрадовались, что никакого украденного имущества искать не придется и от заявления можно откреститься. Гена и не собирался его писать. Конечно, Тамара Ильинична громко кричала, но ее никто не слушал. Мы с Пашкой собрались возвращаться в холдинг, Андрей – в Управление, участковый с коллегами – в районное отделение милиции.
– Юля, вы можете задержаться минут на двадцать? – посмотрел на нас с Пашкой Геннадий Константинович. – Я сейчас сбегаю новый замок купить, тут рядом магазин есть…
– Мы с Анечкой останемся! – заорала Тамара Ильинична. – Нечего чужих людей в Алевтининой квартире оставлять! Вон здесь добра сколько!
– И вы считаете, что мы с оператором это украдем? – уточнила я спокойным тоном.
– Вы с Анечкой можете отправляться в свою деревню, – сказал Гена родственнице. – Жить здесь вы точно не будете.
– Я хочу замуж, – впервые подала голос Анечка. Голос у нее был красивый – низкий, грудной. У меня создалось впечатление, будто он шел из глубины души. Возможно, так оно и было. – У нас в деревне все пьют, а у бизнесмена-коневода все работники женатые.
Пашка мгновенно направил камеру на Анечку. Я подумала, что если эту девку на пару часов отправить к хорошему стилисту и парикмахеру, то невеста из нее получится завидная. Но опять же с такой мамашей…
Мужчины все замерли на своих местах. Я вспомнила, что на завтра в холдинг приглашена бухгалтерша, и решила, что должна помочь коллеге с сюжетами об этой семье, раз уж наш холдинг решил крутить эту «тему».
– За кого? – спросила я невозмутимо.
– За Артура Небосклонова, – заявила Анечка.
«Боже, еще одна поклонница супермегазвезды!» – подумала я, хотя Анечка как раз попадала в категорию лиц, на которых ориентированы песни и имидж этого придурка.
– Почему тетя Аля его для меня не удержала? – спрашивала тем временем у меня Анечка. В ее огромных серых глазах стояли настоящие слезы. – Если бы она попросила меня ей помочь, я бы забрала себе Артура!
– Аня, Артур не сможет работать у нас на ферме! – заорала мать.
– Это точно, – буркнул себе под нос Андрей. Другие сотрудники органов с трудом сдерживали хохот. Пашка прятался за камерой.
– Это изнеженный городской житель, – продолжала наставлять непутевую дочь Тамара Ильинична. – А нам нужен работящий парень, привычный к работе в поле, умеющий со скотиной управляться, охотник, рыбак.
– Артур – прекрасный рыбак, – заметила Анечка, которая, как выяснилось, и говорить умеет. – Я такого улова ни у кого не видела.
Мы с Пашкой хрюкнули и пояснили собравшимся сотрудникам органов, наслышанным про Артура Небосклонова и его «подвиги», что присутствовали на съемке того клипа, и неловкий Артур, отличающийся высоким ростом и не знающий, как следует сидеть в лодке, два раза падал в воду и топил реквизит (рыб). Лодка переворачивалась, так как он не мог усесться по центру. Один раз он чуть не утонул сам, долго рыдал и сказал, что больше никогда на воде сниматься не будет. Русалку, которую изображала какая-то модель, он довел до белого каления, и она заявила, что если будет еще один дубль, она собственноручно утопит Артура. Он, естественно, закидывал удочку так, что попал ей в глаз.
Сотрудники органов вскоре уехали, Гена сбегал за замком, мы с Пашкой все это время выслушивали вопли, жалобы, нравоучения и наставления Тамары Ильиничны. Анечка молча убирала квартиру. Гена никак не желал оставлять родственниц жены в квартире и предлагал им отправиться в родную деревню.
– А кто Алевтине передачки носить будет? – заорала Тамара Ильинична. – Кто ей домашнего творожка и сметанки принесет? Вон мы с собой привезли.
– Скоропортящиеся продукты не примут, – заметила я.
– Это еще почему? – посмотрела на меня Тамара Ильинична. – У меня все примут! Я им, пожалуй, не приму!
Признаться, если бы мне пришлось делать ставки, я не знаю, на кого бы поставила в данном случае.
– Юля, что бы вы мне посоветовали? – устало посмотрел на меня Гена после того, как врезал замок.
– Оставить одну Анечку и помочь ей побыстрее выйти замуж, – сказала я, понимая, что от Тамары просто так не отделаться. С другой стороны, она ведь не может навечно оставить свою ферму, даже на родственников? – Анечка прекрасно сможет носить передачки, если потребуется.
– Я согласна, – сказала Анечка.
К моему большому удивлению, Тамара Ильинична довольно быстро согласилась оставить дочь (возможно, так и планировалось изначально?), сказала, что только сегодня здесь переночует, а завтра уедет первым автобусом.
– Как вы терпели таких родственников? – спросил Пашка, когда мы шли к нашим машинам, оставив двух дам в квартире.