— Кобб, Кобб! — воскликнул он, завидев китобоя, и подтащил его к борту. — Что это? Скажите, что это? — медленно движущийся сквозь креветок акр или около того чудовищной спины все еще был виден.
— О, да это просто голубой финвал, — ответил Кобб. — Не стоит о нем и упоминать.
— Но он же длиной в сто футов! Простирался от сих до сих!
— Не сомневаюсь, но это всего лишь голубой финвал — противная, злобная тварь. Вы засаживаете ему гарпун в бок, и что он делает? Бросается на вас, как удар грома и разбивает шлюпку в щепки, а затем сбегает с тысячью саженей линя. И говорить не о чем. Теперь, с вашего позволения, сэр, я должен идти наверх. Мозес Харви выглядит довольно уставшим, следует его заменить.
Замерзая всё сильнее и сильнее, Стивен долгим взглядом окинул море и спустился вниз, с большим удовлетворением обозрел швы миссис Босуэлл, а затем пробрался в кладовую, служившую теперь лазаретом. Хирепат ждал его, и вместе они осмотрели единственного пациента — турецкого евнуха. Начался Рамадан, и турок воздерживался от еды и питья в светлое время суток, а поскольку ночью также воздержался и от свинины, то пребывал сейчас в состоянии крайней слабости. Они пытались обмануть его искусственной темнотой, но мешали некие внутренние часы пациента.
— Новолуние само вылечит этот случай, — сказал Стивен, и они заговорили об общем состоянии здоровья на корабле: удивительно хорошем, несмотря на долгое отсутствие свежей провизии и непрекращающиеся лишения. Стивен относил это на счет значительного сокращения численности экипажа — теперь, когда люди спали, то спали с большим количеством пространства между ними, не было спертого воздуха, зато наличествовали бодрящий холод, и прежде всего, ощущение кризиса, что не оставляет времени на ипохондрию.
— И этому же чувству неизбежной катастрофы мы, несомненно, обязаны особой гармонии, квази-единодушию, с которым ведутся работы на корабле. Ни ругани, ни яростных взбучек. Ротанговые трости и линьки с узлом на конце больше не обременяют рук ликторов, — заметил доктор. — Резвое исполнение приказов, даже упреждающее рвение, исключают досадные злоупотребления властью, и, пожалуй, больше чем любой другой фактор, влияет мастерство капитана как навигатора — вот на что мы можем рассчитывать в деле нашего возможного спасения. И, несомненно, замечательно, что мы избавились от нестойких элементов, тех, кого мы могли бы назвать неуклюжие ублюдки…
— Мы избавились от Ионы, вот что имеет значение, — произнес к их удивлению турок. — Сейчас, без Ионы, все хорошо.
Стивен подошел и глянул на безбородое желтое истощенное лицо. Турок хитро прижмурил один глаз, повторил:
— Сейчас нет Ионы. — Потом закрыл другой глаз и замолчал.
— Это правда, сэр, — сказал после паузы Хирепат. — Я слышал об этом по всему кораблю — от прежних товарищей по нижней палубе. Они были убеждены, что Ионой был мистер Ларкин, вот почему, по их словам, он так много выпивал. Да он и сам в это верил. Матросы сильно обрадовались, когда Ларкин пытался взобраться в баркас с последней волной отплывавших, и, — добавил он шепотом, — думаю, кое-кто из них помог ему свалиться за борт.