Ясный и внезапный рассвет разорвал темноту, яркое солнце поднялось точно в шесть часов, дул свежий ветер с зюйд-оста, и в начале утренней вахты «Леопард» пересек экватор: пересек без малейших церемоний, и не было ничего, чтобы отметить это событие, за исключением свинины вместо сушеного гороха в «постный день»[21] и сливового пудинга.
В шесть склянок Хирепат принес госпитальные бумаги и сообщил о непрекращающемся процессе выздоровления. Прежде, чем погрузиться в мрачные отчеты, Джек сказал:
— Хирепат, доктор Мэтьюрин высоко отзывается о вашем поведении и хочет, чтобы вы продолжили работать как его помощник. Правила службы не позволяют мне внести вас в судовую роль как помощника хирурга без надлежащих сертификатов, таким образом, я предлагаю назначить вас мичманом. Это позволит вам действовать в качестве его помощника, жить в кокпите со старшими мичманами и гулять на квартердеке. Это вам подходит?
— Я очень признателен доктору Мэтьюрину за его доброе мнение, — сказал Хирепат, — и крайне обязан вам, сэр, за предложение. Но, полагаю, должен заметить, что я американский гражданин, в случае, если это может воспрепятствовать.
— В самом деле? — спросил Джек, посмотрев в судовую роль, которую открыл, чтобы изменить ранг Хирепата. — Так и есть. Родились в Кембридже, Массачусетс. Что ж, боюсь, что это препятствие на пути к должности кадрового офицера в Королевском флоте. Мне жаль сообщать вам, но продвижение выше должности подштурмана для вас закрыто.
— Сэр, — сказал Хирепат, — я постараюсь пережить это.
Джек внимательно посмотрел на него. Никто, кроме Стивена, не мог безнаказанно пошучивать над капитаном Обри: но был ли Хирепат на самом деле повинен в дерзости? Лицо молодого человека оставалось спокойным и серьезным. На лице Стивена также ни намека на улыбку.
— У Вас нет нежелания драться с французами, полагаю? — продолжил он. — Либо с какой-нибудь другой страной, с которой Англия в состоянии войны?
— Ни в малейшей степени, сэр. В девяносто восьмом, мальчишкой, я был под ружьем против французов под командованием генерала Вашингтона. И рад сделать то, что смогу, против любого другого вашего врага, если, конечно, Боже упаси, Англия не вступит в войну со Штатами.
— Аминь, — сказал Джек. — Ну, буду рад приветствовать вас на моем квартердеке. Мистер Грант представит вас молодым джентльменам: вот записка для него. И поскольку бедняга Стокс был примерно вашего размера, вы можете купить его мундир, когда его будут продавать у грот-мачты.
Хирепат ушел. Друзья вместе разобрали бумаги и сверили с бортовым журналом, Джек написал «ВС» — «выбыл по смерти», напротив имен ста шестнадцати мужчин, начиная с Уильяма Макферсона, лейтенанта морской пехоты, и Джеймса Стокса, подштурмана, и кончая Джейкобом Хоули, юнгой, третий класс. Это была болезненная процедура, поскольку снова и снова встречались имена бывших соплавателей, с которыми ходили в Средиземном море, Канале, Атлантике или Индийском океане — с некоторыми во всех тех местах — и чьи качества знали очень хорошо.
— Одна из самых печальных штук в этом перечне, — сказал Джек, — то, что болезнь намного сильнее поразила наших добровольцев, чем прочих. Когда-то я знал добрую треть экипажа. Теперь и близко не так. А невероятное число новобранцев, присланных по квоте, выкарабкались: как ты это объясняешь, Стивен?
— Рискну только предположить. Легкое заражение оспой дает иммунитет, а эти люди, из которых многие уже сидели в тюрьме, возможно, уже переболели тюремной лихорадкой в ослабленной форме, приобретя, таким образом, сопротивляемость, который не было у остальных. Все же должен признать, что мои рассуждения весьма шаткие, потому что из наших заключенных выжило не более трех мужчин, и один из них не доживет до старости. Женщин я учитываю обособленно не только потому, что те обладают исключительной крепостью, свойственной их полу, но еще потому, что, по крайней мере, одна из них беременна, а это состояние, кажется, дает иммунитет от множества болезней.
Джек покачал головой, просмотрел оставшиеся бумаги и сказал:
— Полагаю, это твои выздоравливающие? Как считаешь, когда они будут пригодны для исполнения своих обязанностей?
— Увы, я не могу дать надежду на скорое возвращение к обязанностям, кроме как в случае нескольких юнг. У этой болезни очень неприятные осложнения и, боюсь, не только неприятные, но и длительные. В отношении шестидесяти пяти из моего списка: в других обстоятельствах на какую-то часть, ты, возможно, мог бы рассчитывать в течение месяца, на другую — через более длительный срок, в то время как оставшиеся двадцать пять едва-едва выжили, и при любых обстоятельствах должны быть вообще не на корабле, а в хорошем госпитале.