— Ну, ты тоже… больше не выглядишь робким. Как сложилась твоя жизнь?
— Неплохо. То лето закончилось, следующий год принёс новую влюбленность. Потом институт, семья… Ничего особенного.
— Ну… а что мы тут с тобой делаем? Ищем давно забытый вчерашний день?
— Может, и так. Говорят, лет до сорока люди смотрят только вперёд, а потом начинают все чаще останавливаться и оглядываться назад. Как будто в прошлом обронили что-то очень ценное, чего уже никогда не найти впереди. Сколько бы ни было в жизни влюбленностей, то самое первое смятение, неожиданное, непонятное, ещё не взрослое, но уже совсем не детское, случается только раз.
Маруся молчит. Она думает о том, что Олег прав, сожаления об утраченном, о неслучившемся посещали и её, и да, среди них иногда появлялся юный голубоглазый блондин, которого когда-то давно она так мечтала, но не успела поцеловать. Но почему эти воспоминания тревожат её сейчас, на этом острове, который так далеко от детства и во времени, и в пространстве? Разве ей мало тоски об одной, самой большой утрате, от которой она так старается убежать, и не может.
— Маша, это не я тебе снюсь. Это ты — мой оживший сон.
Олег протягивает руку и легко касается Марусиной щеки.
Со стороны сада раздаётся крик, это пробудилась желтоклювая птица.
Стук в дверь. «Ваш завтрак, мадам».
Маруся кладёт ломтик сыра на горячий хлеб, заваривает сливовый чай. В пузатой латунной сахарнице искаженно отражаются Марусино лицо и часть комнаты. Женщина оборачивается и замечает, что мягкое сиденье дивана сохранило две вмятины, значит, совсем недавно на нем сидели двое. Или это игра воображения?
«Значит, я — это вовсе не я, а чей-то чужой оживший сон? Сон стареющего мужчины, который хочет вернуться в прошлое? А чего ищу я? Разве не пытаюсь и я идти вспять по бегущей строке памяти?»
Пасмурно, сад увяз в паутине тумана. На веранду наползли лоснящиеся черно-бурые слизни и прикинулись опавшими листьями. Вместо вчерашнего многоголосого хора — лишь вялые короткие птичьи соло. Партия прибоя звучит в тональности тревожного минора…
«Не означает ли всё это, что Олег тоже на этом острове? Эта голубая майка с испанскими словами… Нет, так не бывает. Хотя, почему не бывает? В жизни и не такие совпадения случаются». Что-то связанное с возвратом в прошлое у Маруси, кажется, уже было… Ах, да… очередная, более поздняя мимолетная влюбленность в студента из Чехословакии… Они были знакомы всего три дня, потом он вернулся в свой Пардубице. Ох и здорово же она тогда втюрилась! Письма друг другу писали, правда, недолго… Он тогда казался ей красивым, но сейчас вспомнить его лицо не удаётся, остался лишь размытый образ: тоже блондин и, кажется, тоже голубоглазый… Ей было тогда восемнадцать, а ему… двадцать с небольшим. Спустя лет восемь после этой встречи Маруся вдруг оказалась проездом в его городе… В разговоре со служителем гостиницы обронила, что, мол, знала местного парня, назвала имя… Оказалось, что служащий отлично его знает, они соседи, оба живут совсем недалеко, в десяти минутах ходьбы от отеля. Парень женат, уже двое детей, годик, и полтора… «Хотите, я позвоню ему? Он наверняка дома, сегодня же выходной». Маруся отлично помнит своё замешательство. Что она ему скажет? Захочет ли он её видеть? А она сама, хочет ли этого? Что, если за эти годы он растерял весь свой юношеский шарм и превратился в обычного провинциального семьянина с залысинами и отчетливо наметившимся пивным брюшком? Маруся решила, что ему лучше оставаться в её памяти прекрасным принцем, проскакавшим когда-то мимо неё на белом коне, и отказалась от встречи. «Не стоит входить дважды в одну и ту же реку».
Сны — другое дело, сны не разбивают иллюзий. Напротив, хранят их в твоём другом, запасном мире. Сны — это что-то вроде интерактивной версии твоей жизни, бесконечно переписываемая повесть, в которой легко можно вернуться на любую страницу и дополнить, а то и полностью переделать ту или другую главу. Ты вправе смело играть с формой и содержанием, безнаказанно нарушать законы, как физические, так и моральные, убивать и возвращать к жизни… Ведь это единственный мир, который принадлежит только тебе…
«Сидеть, Оскар!» Пёс послушно усаживается у двери и позволяет надеть на него «строгий» ошейник. Иначе этого чёрного великана ни за что не удержишь. Маша накручивает на руку поводок, другой хватает книжку и вместе с собакой спускается по лестнице. Отойдя подальше от дома, она отпускает Оскара, и тот с восторгом уносится в сторону лесопарка. Сделав круг, пёс мчится обратно. Не собака, а конь. Маша садится на одну из калек-скамеек, которые тянутся вдоль высокой сетчатой изгороди «круга» — старой площадки для запуска авиамоделей, которой давно никто не пользуется по назначению. Открывает толстый том Томаса Гарди и рассеянно бродит по строчкам, то и дело возвращаясь к началу страницы. Сосредоточиться на истории Тэсс не получается, сейчас Машины мысли совсем о другом. «Он знает, не может не знать, что они с Оскаром вышли на прогулку. Прямо у его двери Маша тихонько скомандовала „чужой!“, и умничка пес громко залаял…»