– По… по-видимому, кто-то из них добыл оружие?
– Похоже на это, – прислушиваясь, сказал майор.
Грянул еще выстрел, и послышался пронзительный вопль.
«Поднимись… встань скорей!» – шептали со всех сторон каторжники, не смея помочь товарищу, так как стражник с выпяченной челюстью уже скомандовал: «Стой, ни с места!»
Свалившийся на песок заключенный в рваной «полосатке» хватал ртом воздух и, задыхаясь, конвульсивно дергал ногами. Он не мог подняться, это было ясно всем; подошедший стражник, не признававший солнечных ударов, заорал:
– Встать!
Видя, что его приказание не выполняется, Лошадь пригрозил:
– Я тебя сейчас подниму!
Откинув на спину болтавшийся на ремне автомат, стражник подцепил в пригоршню песку и начал сыпать его тонкой струйкой в рот задыхавшемуся человеку.
Все молчали. Лишь овчарка, не понимавшая, что делает ее хозяин, два раза тявкнула.
Заключенный сомкнул губы. Лошадь заржал и начал сыпать песок в ноздри. Стражника забавляло придуманное занятие. Он нагнулся, чтобы взять еще горсть песка, и это его погубило: невысокий креол с горящими глазами выбежал из толпы и ударил тяжелым заступом по пробковому шлему стражника. Вторым взмахом он уложил метнувшуюся к нему собаку.
Сорвав с убитого стражника автомат, смельчак поставил его на боевой взвод. На помощь Лошади ринулись другие стражники. Один из них выстрелил вверх, поднимая тревогу.
Креол, выпустив из автомата поток пуль, бросился в кусты цепкого терна. Вслед ему загремели выстрелы, но он успел скрыться в зарослях.
С деревьев свисали зеленые лианы; они цеплялись за одежду беглеца, словно призывая остановиться, перевести дыхание. Остроконечной мушкой автомата измученный креол надорвал оболочку толстой, как корабельный канат, лианы и припал к ней пересохшими губами. Прохладный кисловатый сок немного освежил его.
Лучи полуденного солнца жгли голову. Широкополая шляпа была где-то утеряна. Пришлось бросить и сандалии с деревянной подошвой, – ремешки на них оборвались. Уйти от преследователей было некуда, беглец это сознавал, но продвигался вперед, чтобы хоть немного оттянуть неминуемую развязку.
Стражники не спешили приблизиться к нему: им было известно, что он стреляет без промаха.
Креол решил не сдаваться; он упрямо сжимал в руке автомат. Кровь стекала с его плеча, оцарапанного пулей, но он не чувствовал боли. Его огорчало лишь одно: иссякали запасы патронов; их осталось в обойме не более двадцати штук.
Путаные заросли кончились, дальше виднелись пески, камни и редкие кусты терновника. Вдали ярко поблескивали волны океана, над которыми летали белые чайки.
Беглец сознавал бесполезность происшедшего, но он иначе не мог поступить. Вспомнив ненавистного всем стражника, креол с удовольствием подумал: «Наконец-то Лошадь получил заслуженное сполна. Больше он не будет издеваться».
Справа внезапно взлетели обеспокоенные попугаи. Беглец стер с лица пот и стал всматриваться. Мелькнувший за кактусами белый шлем стражника дал понять, что погоня приблизилась на автоматный выстрел.
Тщательно прицелившись, креол затаил дыхание и нажал гашетку. Он сразу же заметил покатившийся по земле шлем и решил забрать патроны убитого, но лай овчарок напомнил ему, что надо скорее уходить дальше.
По пути беглец застрелил спущенную на него собаку и ранил надзирателя, хотевшего преградить ему путь. Креол рвался к пенящимся волнам океана. Он родился у моря и хотел перед смертью вдохнуть его бодрящий соленый воздух.
Начальник лагеря и медик опасливо всматривались в сторону перестрелки. Они заметили беглеца, когда он появился у электропояса. Одновременно из рощицы выбежали и запыхавшиеся стражники, которыми командовал Варош.
– Без моей команды не стрелять! – приказал капрал. – Пулемет на холм. Живо!
– Варош! Почему у вас бегают каторжники? – окликнул его Чинч.
– Разрешите доложить… Мне на пост сообщили, что один из них сошел с ума. Не иначе как от жары. Он уложил уже несколько человек и двух овчарок. Попросил бы вас укрыться на время.
– Двух овчарок? С ума сойти! – вскричал Чинч. – Пристрелить подлеца!
Креол притаился за камнями. Они были хорошим прикрытием для него, так как сзади его защищал электропояс.
Появившиеся преследователи не решались приблизиться; они благоразумно прятались за стволами толстых платанов.
Заключенные, стоявшие поблизости, волей-неволей наблюдали за стражниками, трусливо укрывавшимися за деревьями.
– Взять живым! – вдруг передумал Чинч. – Он у меня узнает, как бегать! Двух псов… подумать только!
Варош вдруг неторопливым шагом направился к беглецу. Даже видавшие виды стражники застыли в изумлении. «Не иначе, смерти ищет, – подумали многие. – Каторжника голыми руками не возьмешь».
– Слушай, ты! – закричал Варош, остановившись в полсотне шагов от беглеца. – Игра твоя сыграна. Сдавайся, у тебя кончаются патроны.
– Не мешайся у смерти под ногами, капрал. Оставшиеся пули не твои, – ответил ему креол. – Эй, хромой дьявол, – обратился он к Чинчу, – покажись! Тебе мало от русских влетело… Я добавлю!
– Стреляйте из пулемета в него! – требовал медик, видя, как ствол автомата направился в его сторону.
Первые пули, сорвав зеленоватую кору платана, просвистели в нескольких сантиметрах от виска майора, обдав его горячим ветром. Одна из пуль второй автоматной очереди отсекла медику кончик носа. Тот упал на песок и отчаянно заверещал:
– Убивайте его… убивайте скорей!
– Да не визжите вы, как недорезанная свинья! – прикрикнул на него майор. – Каторжник выдохся, в обойме не осталось патронов.
Стражники гурьбою было двинулись к беглецу, но он в два прыжка очутился около проводов электропояса, и они в нерешительности остановились. Никому не хотелось рисковать, подойти поближе: неизвестно, что предпримет каторжник в последнюю минуту жизни.
– Компанейрос! Прощайте, братья! – звенящим голосом закричал креол.
– Как твое настоящее имя? Что передать родным? – раздались голоса заключенных.
Беглец вскинул голову и в наступившей тишине громко ответил:
– Мать у меня в Барвосе… зовут Барбара Лескано! Скажите, что я честно прожил и умираю без страха. Прощайте, компанейрос, я расплатился за вас, как сумел. Да здравствует свобода!
Он коснулся стволом автомата оголенного провода, и все невольно зажмурились от ослепительной вспышки.
Потрясенные его поступком, стражники и заключенные стояли в оцепенении, лишь Варош ровными шагами приблизился к отброшенному от электропояса креолу. Затушив тлеющую полосатую куртку, он поднял искореженный автомат и пробормотал:
– Как и тот… в прошлый раз! Но почему они всегда рвутся к морю? Ведь выхода нет нигде.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОСМЫСЛЕННОЕ ЗАНЯТИЕ
За двенадцать дней жизни на каторге Реаль основательно изучил остров, затерянный в океане.
Панданго и торчавшую Бородавку разделял бурный пролив шириной в полмили. Видимо, когда-то это был один остров, но за тысячи лет бури, возникавшие в океане, размыли его на две неодинаковые части. Если на небольшой каменистой Бородавке не росло ни одного деревца, то на Панданго растительность буйствовала и стремилась густой порослью занять участки, расчищенные людьми, особенно – в заболоченной части.
Невдалеке от острова в океане виднелись коралловые рифы. Они делали Панданго неприступным с юга.
В северной части острова, обращенной к проливу и Бородавке, находился лагерь, оцепленный рядами проволоки на белых и коричневых изоляторах. По проводам проходил ток высокого напряжения. Ограда охватывала семь квадратных километров. Внутри ее, под сенью высоких деревьев, находились бараки, мастерские, кухня и плантации, на которых уголовники выращивали сладкий картофель батат, фасоль, маниоку, маис – для каторжников – и сахарный тростник, анону[8], авокадо[9] и ананасы – для начальства.
8
Анона – субтропический плод, вкусом напоминающий сдобное тесто со сливками или несладким кремом
9
Авокадо – крупный грушевидный плод, вкусом похожий на сливу с примесью несладкого шоколада