Утром он приплыл в Дельфинию. Здесь-то, в этой гостеприимной стране, в замке Читтерлингс {136}, и вкушал Крюшо горький хлеб изгнания.
Агарик встретил его на дороге: принц в обществе двух девиц мчался на автомобиле со скоростью ста тридцати километров. Монах замахал ему красным зонтиком, и принц остановил машину.
— Это вы, Агарик? Влезайте, влезайте! Нас, правда, уже трое, но можно потесниться. Посадите одну из этих девиц себе на колени.
Благочестивый Агарик сел в автомобиль.
— Что нового, почтенный отец? — спросил молодой принц.
— Весьма важные новости! Но можно ли говорить здесь?
— Вполне. От этих двух девиц у меня нет никаких тайн.
— Ваше высочество, Пингвиния призывает вас. Не останьтесь глухи к ее призыву.
Агарик обрисовал состояние умов и изложил план грандиозного заговора.
— По первому моему слову ваши сторонники поднимутся все как один. С крестом в руке и подоткнув одеяния, преданные вам благочестивые иноки поведут вооруженную толпу на дворец Формоза. Мы внесем смятение и смерть в ряды ваших противников. Единственной награды попросим мы, ваше высочество, за все наши труды — не дать им пропасть даром. Умоляем взойти на престол, когда мы его добудем для вас.
Принц ответил просто:
— Я въеду в Альку на зеленом коне.
Агарик оценил этот мужественный ответ. Невзирая на то, что на коленях у монаха, вопреки его привычкам, сидела девица, он в порыве высокого вдохновения стал заклинать молодого принца быть верным своему королевскому долгу.
— Ваше высочество,— воскликнул он со слезами на глазах,— настанет день, когда вы вспомните, что были избавлены от изгнания, возвращены народу, восстановлены на престоле предков рукою ваших монахов, увенчавших вас священным гребнем Дракона. Да сравняется в славе король Крюшо с предком своим Драко Великим!
Растроганный молодой принц рванулся к восстановителю его власти, чтобы обнять его, но еле до него дотянулся через пышные телеса двух девиц,— такая была теснота в этом историческом автомобиле.
— Почтенный отец мой,— сказал он,— я хотел бы, чтобы вся Пингвиния была свидетельницей наших объятий.
— Это было бы для нее утешительным зрелищем,— сказал Агарик.
Тем временем автомобиль ураганом проносился по деревенькам и городкам и своими ненасытными шинами давил кур, гусей, индюшек, уток, цесарок, кошек, собак, поросят, ребятишек, крестьян и крестьянок.
А благочестивый Агарик погружен был в свои великие замыслы. Подавая голос из-за спины девицы, он высказал такую мысль:
— Понадобятся деньги, много денег.
— Это ваше дело,— ответил принц.
Но перед беспощадным автомобилем уже открывались решетчатые ворота парка.
Обед был великолепен. Пили за гребень Дракона. Общеизвестно, что кубок с крышкой — знак державной власти. Поэтому принц Крюшо и супруга его, принцесса Гудруна, пили из кубков, закрывающихся наподобие дароносиц. Принц неоднократно приказывал наполнять свой кубок красными и белыми винами Пингвинии.
Крюшо получил воспитание поистине королевское: он не только превосходно управлял автомобилем, но неплохо разбирался и в истории. Он слыл большим знатоком древности и деяний своих предков; и в самом деле, за десертом он дал блестящее доказательство глубоких познаний в этой области. Когда зашла речь о разных странных особенностях, присущих знаменитым женщинам, он сказал:
— С несомненностью установлено, что у королевы Крюша, в честь которой дано мне имя, под самым пупком была как бы обезьянья головка.
Вечером состоялась чрезвычайно важная беседа Агарика с тремя старыми советниками принца. Решено было просить средств у тестя Крюшо, которому очень хотелось бы иметь зятем короля, затем — у нескольких еврейских дам, жаждущих войти в дворянские круги, и наконец у принца-регента Дельфинии, который обещал Драконидам содействие в расчете, что восстановление принца Крюшо ослабит пингвинов, исконных врагов дельфийского народа.
Трое старых советников поделили между собой три высших придворных должности — первого камергера, сенешала и стольника, предоставив монаху раздавать другие чины в соответствии с высшими интересами принца.
— Надо будет наградить кое-кого за преданность,— заметили трое старых советников.
— И за предательство,— добавил Агарик.
— Совершенно справедливо,— подтвердил один из советников, маркиз де Сепле {137}, знавший по собственному опыту, что происходит во время революций.
Открылся бал. После танцев принцесса Гудруна разорвала свое зеленое платье на кокарды; она собственноручно пришила лоскуток к груди монаха, пролившего при этом слезы умиления и благодарности.