— Опять.
— Слышу, что теперь уже не «Огни Москвы». Какой теперь?
— Шипр. Мужской запах.
— А почему он мужской? — засмеялся капитан и посмотрел весело на взволнованное лицо Шералиева. — Ого! Вижу, что сегодня есть новости.
— Никак нет, товарищ капитан, — уныло ответил младший лейтенант. — Нет новостей никаких.
— Неправда, есть новости, — вмешался Кравченко.
— Пошли ко мне, — остановил его Кормилицын.
И когда они сели в крошечном, с одним окном кабинетике начальника заставы, старший лейтенант, прикрыв дверь, сказал:
— Первая новость — кузнец Мюмюн отказался платить налоги и бросился с ножом на сборщика. Жандармы хотели его арестовать, но Мюмюн бежал.
— Поймают, — вздохнул капитан. — И отправят в лазуритовые копи. Пропал парень. Так. Дальше?
— У любимого коня помещика кто-то обрил челку, обрезал хвост под репицу и оседлал передней лукой назад: пожелание скорой смерти.
— Жалеть не будем, — дернулся мускул на щеке капитана. — Один его фортель с водой чего стоит. В тиски зажал, мерзавец, улучамларских мужиков.
— Они теперь воду из старого хауса берут. А какая в нем может быть вода, если берега почернели от овечьего помета? — возмущенно пропел высоким раздраженным альтом старший лейтенант.
— Все? — посмотрел на него капитан.
— Нет, не все. От гнилой воды из хауса деревенские ребятишки животами валяются. А лечат их отваром на белены и верблюжьего помета. Вот это лекарство, будь здоров на пасху! — зло, визгливо захохотал старший лейтенант, но, увидев ошеломленные глаза Шералиева, сделал плачущее лицо:
— Ну чему ты удивляешься, младший? Откуда и это знаю? Колхозные партийцы сообщили. Вчера опять Дурсун во дворе мечети беседу со стариками имел. Нет, вы мне скажите, за каким чертом он передает нашим колхозникам всякую чепуху? Рекламой заграничного образа жизни его улучамларские новости никак не назовешь! Наоборот, картинка очень неприглядная получается. Какой же смысл сор из избы выносить? Нету смысла! А это и есть самое опасное.
Он замолчал, потом, озаренный какой-то догадкой, сказал, понизив голос:
— А не отвлекающая ли группа Атаев? Вымотают нам нервы, заставят только на него смотреть, а за его спиной настоящие придут. А? Как на вашу думку, товарищи?
— Грубо очень. Шаблон, — сказал капитан.
— А не наоборот ли? Не новый ли, оригинальный ход? — задышал Кравченко горячо и шумно, и ноздри его носика зашевелились, будто он принюхивался к чему-то. — Ой, не грубая работа, не шаблон, а что-то другое! В их поганом ремесле, если по шаблону работать, сразу, как муха, влипнешь.
— И все-таки не получается, — качнул головой капитан. — Значит, по-твоему, Дурсун «на себя огонь вызывает»? Хватит ли на это душонки платного шпиона и убийцы? Нет, не получается!
— Сверху берешь, товарищ капитан. Ты вглубь бери! А ненависть? Собака не из корысти, а от злости кусает. Что, не верно? — торжествующе хлопнул Кравченко по могучей ляжке. — Ты ненавидишь кого-нибудь?
— Конечно.
— Кого например?
— Ну… — почесал щеку капитан. — Капитализм, например, поджигателей войны…
— Да нет! Человека, живого, с которым встречаешься, разговариваешь, может быть?
— Тогда… По-настоящему, пожалуй, нет.
— То-то и оно! Настоящая ненависть — это огромная штука, это оружие страшной силы! Верно или не верно?
Капитан молчал, искоса, уголками глаз поглядывая на Кравченко. «А ведь умен, черт! И вправду вглубь копнул!..» Кормилицын любил этого резкого, как выстрел, но по-детски прямодушного человека. Дружить с ним легко, а служить — трудновато. Четкий, исполнительный, по-солдатски выносливый и невзыскательный и с поистине звериным чутьем на врага, старший лейтенант служил весело, азартно, красиво. Прирожденный пограничник! Но вот беда: горяч он страшно. Много в нем этого самого азарта и ненужного риска. Если потянет с границы опасностью, тревогой, для старшего лейтенанта это как удар для гремучей ртути. Каждую минуту может взорваться! Тут за ним следи в оба!
Кормилицын снял руку с подбородка.
— Ты действительно вглубь взял. Но откуда у него такая ненависть?
— Это мы и должны выяснить.
На столе начальника запищал зуммер телефона. Кормилицын взял трубку, послушал, напряженно собран лоб гармошкой, и сказал тихо и строго:
— Не кричите в трубку. Не нервничать. Спокойнее.
— Откуда? С границы? — спросил Кравченко.
Но капитан выставил отстраняюще ладонь и продолжал разговор.
— Так. Все понятно… Нет, ничего больше не предпринимайте… Разрешаю. Напарника оставьте, а сами являйтесь немедленно. Аллюр три креста.