— Что ж молчишь, бригадир?
— Я не молчу. Я скажу. Проходка неплохая. По графику идем.
— Ишь, чем обрадовал — по графику! А на большее ты не способен? Всем ты, Егорушка, хорош, одним плох: спокойный очень, — усмехнулся Юрий жестко и весело.
— Давай-давай, крой, — ответил спокойно бригадир.
Он тихонько выстукивал по столу ножом одному ему слышную мелодию.
— Нет, ты давай! — вскочил Юрий и подбежал к доске показателей. — Видишь, что написано? «За коммунистический труд»! И десантниками нас назвали! Почему и предложил я название — Остров Смелых. А теперь другое предложил бы: Остров Черепах. Какая у нас проходка? Сто девять процентов! — провел Юрий пальцем по последним цифрам. — И это соревнование за звание бригады коммунистического труда! Это десантники! Застряли на средних цифрах. Середнячки, а не десантники! Нравится, Жагор? По тихой жизни соскучился? Брюхо отрастить хочешь, маникюр заведешь?
— Зачем брюхо, зачем маникюр? Кто тебе сказал? — Жагор осторожно положил на стол нож. — Как раз с тобой говорить хотел. Спуско-подъемные операции ускорить надо. Полчаса, а то и час натянем.
— Вот именно — «натянем»! — на глаза Юрия всегда свисала лихая косая челочка, и смотреть он мог только искоса. Может быть, поэтому глаза его были сейчас сердитыми и недобрыми. — Крохоборничаешь, Егор! А суть дела в оборотах. Вот куда смотри! Глубина у нас всего восемьсот метров, а обороты? Ну сам скажи: разве это обороты?
— Сейчас больше нельзя, — покачал головой Жагор. — Сам знаешь, грунт пружинит, как резина, а не дробится. Проминается под зубьями. Сейчас большие обороты — не к нашей шубе рукава.
Юрий вдруг резко откинул назад голову, так что челка, свисавшая на глаза, отлетела назад.
— Давай я одной своей сменой перейду на максимальные обороты!
У дремавшего Суратаева дрогнули веки и выглянул заспанный карий глаз.
— Споткнешься, жан, — сонно сказал он, и глаз его снова закрылся.
— Были случаи, чтобы я спотыкался? — резко повернулся к нему Юрий. — Ну, были? Не первую скважину бурю, тысячи метров набурил!
— Юрий не споткнется. Он петушиное слово знает, — сказал с комической серьезностью Леха-москвич. — Опять, Юрочка, свое Маракайбо ищешь?
Юрий поиграл пуговицей на ковбойке и медленно улыбнулся:
— Что ж, если встретится по дороге Маракайбо, не отброшу, подниму, — он говорил спокойно, деловито, но каким-то скачущим голосом. — А по-деловому говоря, обещаю с шутками-песнями двести процентов дать.
— Ой-бой-ей! — легко вскочил с дивана толстый Жумабай и засмеялся жирным, булькающим смехом. — Держите его, у него и хвост уже подвязан, как у скакуна перед байгой!
— Двести? — тихо, напряженно спросил мастер и отстранил рукой стоявшего перед ним Борю, чтобы лучше видеть Коляструка. — Серьезно говоришь?
— Серьезно говорю — обещаю двести! — Юрий как-то странно перевел дыхание, будто захлебнулся. — Есть у меня новый метод. Все обдумано, обмозговано!
— А смена как? Тоже ручаются за двести? Говорил с ребятами?
— А чего с ребятами говорить? Если я команду дам — не подведут. Верно, Леша?
— «Скажи мне всю правду, не бойся меня», — посмотрел на своего старшего Леха-москвич правым серьезным глазом. — Ты и вправду, Юра, петушиное слово знаешь? Я такого слова не знаю, прямо говорю.
— Испугался, Леха? — вскочил Боря Горленко, размахивая зажатой в пальцах книгой, и закричал: — А я ручаюсь за двести! Ручаюсь! А не дадим двести — гоните нас в шею с буровой! И правда, какие мы десантники! Я читал про десантников, они знаете какие!..
Боря с восхищением смотрел на Юрия, от него одного он ждал одобрения. Юности свойственно искать идеал, и Боря нашел его в своем старшем смены. Он старался подражать Юрию во всем, в первую очередь — в походке вразвалочку, как ходят только моряки, паровозные машинисты и бурильщики.
— Я за свои кадры всегда ручаюсь, — обнял Юрий за плечи засиявшего Борю, косясь из-под челки на Леху-москвича. — А ты чего скис, Леха? Есть у нас в обязательстве такой пункт, чтобы каждому внести личную инициативу в развитие технического прогресса? Есть! Вот я и вношу. А ты от меня морду воротишь.
— Иди-ка сюда, Юра, садись, — похлопал Жагор по стулу рядом с собой. Коляструк сел. — Мы вот что сделаем. Обсудим всей бригадой твое предложение, — он повернулся к Суратаеву. — Слышишь, Жумаке? Подготовь своих жигитов. Может быть, они критикнут Юрия, а может быть, и добавят что-нибудь к его методу. А когда все это ясно будет, начнем сразу тремя сменами. Договорились, Юра?
Коляструк самолюбиво и несговорчиво поджал губы: