— Наводнение принесет нам одну пользу, — сказал доктор. — Уплывут растения, которые опустились с высот на наш берег. Обломки приплыли недавно, благодаря поднятию воды, и мы избавимся от них только с новым наводнением. Но вот и наше помещение. Вот книги. Тут мой табак. Постараемся провести ночь не слишком дурно.
При свете единственного фонаря большая комната показалась мне жалкой и мрачной. Две бочки мы превратили в стулья и сели на них для долгого бдения. Североль принес для меня револьвер, а для себя двуствольное ружье. Зарядив оружие, мы поместили его под рукой. Маленький световой кружок в этой темноте казался таким печальным, что мы отправились домой и захватили еще две свечи.
Казалось, у доктора были стальные нервы; Североль взял книгу, но я видел, что время от времени он опускал ее на колени и осматривался с серьезным лицом. Два-три раза я пробовал начать читать, но не мог сосредоточиться.
Скучная, бесконечная ночь! Там за стенами журчала река и стонал ветер. Вдруг Североль опустил книгу, сразу поднялся, пристально глядя на окно. У меня замерло сердце.
— Вы что-нибудь видели, Мельдрем?
— Нет, а вы?
— Мне показалось, что подле окна что-то движется.
И он подошел к нему с ружьем в руках.
— Ничего не видно, а между тем я готов поклясться, что слышал, как что-то медленно двигалось вдоль стены.
Он снова сел и взял книгу, но его глаза постоянно поднимались и подозрительно поглядывали на окно. Я тоже прислушивался. Но снаружи все было спокойно.
Внезапно разразилась гроза и буря, и это изменило ход наших мыслей. Сверкнула молния, осветившая нас, и тотчас же загрохотал гром, от которого задрожала мастерская. И наконец, хлынул тропический дождь, стуча по гофрированной толевой крыше.
— Честное слово, — сказал Североль, — начинается одно из самых худших наводнений. Но, слава богу, вот и заря. По крайней мере, нам удастся опровергнуть нелепую сказку о третьей ночи.
Сероватый свет украдкой проник в мастерскую, и почти мгновенно рассвело. Дождь ослабел, но темные воды реки неслись, точно водоскат. Мне стало страшно за якорь «Гемкока».
— Мне нужно отправиться на палубу, — сказал я, — если яхта оторвется от якоря, ей ни за что не удастся пойти вверх по течению.
— Этот остров все равно, что плотина, — ответил доктор. — Если вам угодно пройти в дом, я вам дам чашку кофе.
Пронизанный холодом, чувствуя себя жалким, я с благодарностью принял его предложение. Ничего не выяснив, мы вышли из зловещей мастерской и под струями дождя направились к дому.
— Вот спиртовая лампочка, — сказал Североль. — Пожалуйста, зажгите ее, я же пойду взглянуть на бедного Уокера.
Он ушел, но почти тотчас же вернулся с лицом, исказившимся от ужаса.
— С ним все кончено, — хрипло вскрикнул доктор.
Я задрожал от ужаса, замер с лампой в руках и, широко раскрыв глаза, смотрел на Североля.
— Да, кончено, — повторил он, — пойдемте.
Войдя в соседнюю комнату, я прежде всего увидел Уокера. Он лежал поперек своей кровати в том же самом фланелевом костюме, в который я помог Северолю переодеть его. Ноги и руки несчастного раскинулись.
— Да он же умер! — прошептал я.
Доктор дрожал от жестокого волнения; его руки так и ходили.
— Он умер несколько часов тому назад.
— От лихорадки?
— От лихорадки? Посмотрите на его ноги.
Я посмотрел и вскрикнул. Одна из ног несчастного не только выскочила из сустава, но совершенно перевернулась неестественным образом.
— Боже справедливый! — закричал я. — Кто мог совершить такое преступление!
Североль положил руку на грудь трупа.
— Пощупайте, — прошептал он.
Я дотронулся до груди: она не представляла никакого сопротивления. Все тело мягкое, неупругое подавалось от нажатия, как кукла, набитая отрубями.
— Грудная клетка раздавлена, размолота, — продолжал Североль, тем же глухим, полным ужаса тоном. — Слава богу, что несчастный спал под влиянием опия. По его лицу вы легко можете видеть, что смерть застала его во сне.
— Но кто же, кто совершил преступление?
— Мои силы истощились, — сказал доктор, вытирая лоб. — Я не считаю себя особенным трусом, но это выше моих сил. И если вы возвращаетесь на «Гемкок», я иду с вами.
— Идите, — сказал я.
Нелегко было плыть по бешеной реке, но это нас ни на минуту не остановило. Доктор вычерпывал воду, я же греб, и мы добрались до яхты. Когда двести ярдов легли между нами и проклятым островом, мы, наконец, пришли в себя.