Ада выставила вперед руки, но тетя Мерьем уже стремительно бросилась ей навстречу и прижала к груди, большой и мягкой, вздымавшейся на уровне подбородка племянницы. У тети были холодные от ветра щеки, и пахло от нее розовой водой, смешанной с лимонным одеколоном.
– Дай мне на тебя посмотреть! – Мерьем разжала руки и взяла Аду за плечи. – Ох, какая же ты красавица! Совсем как твоя мама. В жизни ты даже лучше, чем на фото.
Ада попятилась, высвободившись из тетиных объятий:
– У вас есть мои фотографии?
– Ну конечно. Сотни фото! Твоя мама часто присылала их мне. Я храню их в альбомах. У меня есть даже глиняные отпечатки твоих младенческих ножек. Такая прелесть!
Ада зажала левой рукой кровоточащий большой палец. Его уже начало дергать: устойчивая, пульсирующая боль.
В этот момент в комнату вошел Костас с тремя большими чемоданами розового цвета с портретом Мэрилин Монро.
– Ой, спасибо большое! Пожалуйста, не беспокойся! Просто поставь, – засуетилась Мерьем.
– Нет проблем. Твоя комната готова, если хочешь сперва отдохнуть. Или можно выпить чая. Как пожелаешь. Может быть, ты голодная?
Рухнув в ближайшее кресло, Мерьем, звеня браслетами и кольцами, скинула пальто. На шее у нее блестела золотая цепь с «глазом Фатимы», синим и немигающим.
– Спасибо, я сыта. Порции в самолете, конечно, крошечные, но от них раздуваешься, как рыба фугу. Так что мне ничего не надо. Хотя чашку чая я всегда готова выпить. Без молока. И как только англичане его пьют? Никогда не понимала.
– Естественно. – Поставив чемоданы на пол, Костас направился на кухню.
Оказавшись наедине с этой шумной незнакомкой, Ада почувствовала, как у нее напряглись плечи.
– А теперь расскажи мне, в какую школу ты ходишь? – Голос Мерьем звенел серебряными колокольчиками. – Какой твой любимый предмет?
– Простите. Я лучше пойду помогу папе, – сказала Ада и, не дождавшись ответа, пулей выскочила из комнаты.
Костас на кухне наливал чайник.
– Ну? – прошептала Ада, подойдя к прилавку.
– Ну? – эхом отозвался Костас.
– А ты не собираешься спросить ее, почему она приехала? Должна же быть какая-то причина. Спорим, это что-то связанное с деньгами. Может, умерли мои бабушка с дедушкой, возник какой-нибудь спор насчет наследства и она хочет получить мамину долю.
– Ада, милая, расслабься, не делай поспешных выводов.
– Папа, вот ты ее сам и спроси!
– Спрошу, дорогая. Мы спросим. Вместе. Терпение.
Костас поставил на плиту чайник, а на поднос чашки, открыл пакет с печеньем и понял, что печенье кончается. Он забыл сходить за покупками.
– Мне она не нравится, – закусив нижнюю губу, заявила Ада. – Она какая-то чрезмерная. Ты слышал, что она говорила о слепках моих младенческих ножек? Это меня просто выбешивает! Нельзя вот так запросто ворваться в дом кого-то, кого вы никогда не видели, и строить из себя уси-пуси.
– Послушай, почему бы тебе не заварить чай? Чайник готов. Просто добавь воды. Хорошо?
– Ладно, – вздохнула Ада.
– Я пойду поболтаю с ней. Не торопись. Никакого давления. Можешь присоединиться к нам, когда пожелаешь.
– А это обязательно?
– Да ладно тебе, Адица! Давай дадим ей шанс. Твоя мама любила свою сестру. Сделай это ради своей мамы.
Дожидаясь в одиночестве, пока закипит вода, Ада в задумчивости прислонилась к прилавку.
«Какая же ты красавица! – сказала тетя. – Совсем как твоя мама».
Ада вспомнила сонный день в предпоследнее лето. Клумбы петуний и бархатцев окрасили сад яркими оранжевыми и пурпурными красками, смерти еще лишь предстояло войти в этот дом. Ада с мамой босые сидели в шезлонгах, голые ноги были нагреты солнцем. Мама, покусывая кончик карандаша, решала кроссворд. Ада, потягивая лимонад, писала эссе о греческих богах, но никак не могла сосредоточиться.
– Мама, это правда, что Афродита была самой прекрасной из всех богинь Олимпа?
Смахнув с глаз прядь волос, Дефне посмотрела на дочь:
– Да, она была красивой, но была ли она такой уж милой, вопрос спорный.
– Ой! Она что, была злой?
– Ну она могла быть, извиняюсь за выражение, настоящей сукой. Она не поддерживала женщин. Если тебе интересно мое мнение, то ее трудно было назвать феминисткой.
– Ты говоришь так, будто хорошо ее знаешь, – хихикнула Ада.
– Конечно знаю! Мы родом с одного острова. Она родилась из морской пены недалеко от Пафоса.
– А я и не знала. Она что, богиня красоты и любви?
– Все верно. А также желания и удовольствия… и деторождения. Хотя последние качества приписали уже позднее римской реинкарнации Афродиты – Венере. Греческая Афродита была более жестокой и эгоистичной. За ее прекрасной внешностью скрывался агрессор, пытавшийся контролировать женщин.