– Работа мне нравится. Но я никого не хочу видеть в поселке. К тому же вы здесь, а не там.
Говорят, женщина безошибочно чувствует неподдельный интерес к своей особе со стороны сильного пола. В этом смысле Алешка стал для меня доступен, в нем не осталось прежней недосказанности и таинственности. Он с готовностью демонстрировал свои чувства, не видя смысла в тактике их сдерживания. Но больше для себя, чем для кого-либо я делала вид, что этого не замечаю. И дополнительных подтверждений с его стороны, столь ожидаемых другими женщинами от предмета любовных томлений, мне не было нужно. Они внесли бы еще одну сложность в цепь сложностей последних дней, воспринятых мною поначалу с каким-то смакованием вкуса жертвенности. Теперь же я не могла не замечать, что все эти сложности, красиво окаймляющие мои романтические блуждания, грубовато начали врезаться в мою реальность. Я понимала, что ради моего увлечения, сильного, но, несомненно, обреченного, я могу потерять слишком много из того, что составляло мой жизненный комфорт. Однако неутоленная моя страсть была настолько велика, настолько неудержима, что и с ней посчитаться казалось невыносимым. Возможно, роль запала в ней играла запретность наших отношений, возможно, оригинальность, но я желала ЕГО так, как не желала ни одного мужчину. Каждое прикосновение к нему, даже случайное, было сладостно томливым.
Ошалевшая от наплывающих маревом желаний и не способная отчетливо думать о чем-то другом, я незамеченная удалилась в комнату и юркнула на балкон. Нашла сигареты, пару спичек в коробке и пыльную пепельницу. С удовольствием затянулась.
Глава 8
Где-то в темно-синей дали предостерегающе ухнул гром, а ветер донес уже оттуда слегка пьянящий озерный запах. Мне стало легко и головокружительно, и образы мужа и дочки, придающие моей душе бренность, отступили за невидимую черту.
Балконная дверь бесшумно качнулась, и Алешка повис рядом со мной на перилах, плечом как бы невзначай прильнув к моему. Его лицо светилось нескрываемым счастьем. Я обняла его за талию очень нежно, почти воздушно, но все же с оттенком шутливости, и он незамедлительно ответил мне тем же жестом.
– Знаешь, – начинаю вкрадчиво с целью заинтриговать, – я скрываю от тебя одну маленькую тайну (и обдумав свои слова), вернее, очень значительную тайну. Она касается нас двоих.
– Какую? (заинтригован)
– Пока не скажу. Зато потом, обещаю, ты будешь поражен.
Я имела в виду мое литературное творение, коронующее нашу запретную любовь. Тогда я только начала его. С большим вдохновением.
– Я могу сказать и сейчас (ах, как тянет на откровенность), но эффект будет меньший, к тому же я уверена, ты захочешь поделиться этой тайной еще с кем-нибудь.
– Почему уверены? Ведь тогда я никому ничего не сказал. Помните, в машине?..
– Что “в машине”?
– Когда вы признались, что приехали ко мне.
– Ты все еще помнишь это?
– Я помню все.
– Нет, я открою тайну позже. Ты только не ломай голову. Моя тайна внесет в твою жизнь нечто духовное и больше ничего. И все же, когда ты это увидишь, будешь поражен.
– Вы мне это еще и покажите? Ого!
Несколько секунд молчит с выражением мысленного поиска и вдруг восклицает с нагловатой веселостью:
– Как же нас с вами так угораздило, Мария Игоревна?!
Рассмеявшись, легонько ударяю его по губам.
– А чья это квартира? – интересуется Алешка.
– Родители Маргариты Андреевны временно в отъезде. Только, пожалуйста, не думай, что это “временно” продлится вечно.
Он хмурится:
– Я не об этом. Просто нашел кое-что.
– Что же?
Поворотом тела зовет меня за собой.
– Здесь, в шкафу под телевизором.
– Ай-ай-ай, не хорошо совать нос в чужие шкафы.
Он смущается и оправдывается:
– Здесь два тройника и много проводов. Поэтому мне стало интересно. Смотрите.
Он живо опускается на корточки, выставив кузнечикины колени, осторожно раскрывает стеклянные дверцы.
– Здесь музыкальный центр и десятка четыре дисков. Есть неплохая музыка. Давайте поставим.
– Давай, только ничего не сломай.
Расположившись в кресле, я с нарастающим умилением вчитывалась в каждый изгиб его свежего тела, в каждую мимическую черточку его лица, в каждый цепкий шорох его пальчиков. Как мать, захваченная обаянием своего младенца, с безудержной нежностью ласкает и целует пушистые его выпуклости, так и я в мечтах набрасываюсь на плод своего вожделения и ласкаю его юношеские, им неосознанные прелести.
Ангельские пальчики, блуждая по ребрам дисков, вытягивают один из прозрачного ряда.
– Майкл Джордж, например.
И мелодия талантливо оформляет немое кино внутри меня.