– Мария Игоревна! – хором чрезвычайно веселых голосов.
Мне наливают вина в несколько бокалов сразу (ах жаль, я за рулем), несколько рук двигают ко мне неприхотливую закусь. Как обидеть веселую компанию? У подвыпивших другие взгляды (куда шире трезвых), другой мир, там трезвый неуместен. И раз моя Рита здесь, я тоже останусь.
Я делаю несколько глотков. Подскакивают плюшевые зверьки, проявляют заботу: разматывают с нежной бесцеремонностью мой шарф, принимают совсем по-мужски шубу и все куда-то уносят подальше от меня. Я помню их постоянные мелькания возле меня. Делаю вид, что не замечаю их шутливую ссору за право сидеть рядом со мной, но счастливо купаюсь в их внимании. Детей разочаровывать противопоказано. Они все идеализируют, ко всему относятся с максимализмом. Подпорченный идеал тут же рушится. Я в милости и этим дорожу.
Для остальных дворец закрыт. Юрка – сын директрисы, а причина Алешкиной привилегии – должность диск-жокея. Сегодня он бог. Рита расхваливает Алешку передо мной, записывая на его счет инициативность, безотказность, помощь в подготовке костюмов и декораций. Удивительное сочетание самозабвенной готовности помочь и какой-то смелой дерзкой неподатливости. Рита купает слова похвалы в хмельном комфорте, глаза ее туманятся. Почему так приятно от ее слов, точно похвала предназначается мне? И вскоре понимаю: Алешка мне симпатичен. Поначалу думала – выскочка, хочет всеобщее внимание обратить в свою сторону. Однако скоро привыкаю к его манере говорить смело, несколько самоуверенно, но без каких-либо оттенков снобизма. Он видит мир открытыми глазами, а не прищуренными с целью завуалировать невыгодные моменты реальности. Смело утверждает – плохо, если считает, что плохо и не приспосабливает собственное мнение к нужному результату. В этом возможно чуть резок, прямолинеен, но вдруг дружелюбен и бескорыстен в другом. Он как-то мгновенно чувствует, что от него хотят, даже если его об этом еще не попросили. Я увидела его именно таким, хотя уверена, что ему свойственны также капризы, шалости и ошибки, допустимые в таком возрасте. Сейчас он ведет себя вполне по-мужски, с удовольствием принимая данную обязанность, а, в сущности, он ребенок. И это нормально, даже мило.
Я радовалась, что попала сюда именно сегодня вечером. Мне было чудесно. И не столько в обществе взрослых, сколько рядом с мальчишками. Такое я испытывала впервые. Человечные зверьки ютились возле меня, ухаживали, подражая взрослым мужчинам, и я растворялась в теплых флюидах, исходящих от них. Это сейчас я все заново прокручиваю, анализирую. А тогда мне было просто хорошо, и я, не нуждаясь в отчетливом понимании причины своего “хорошо”, разумеется, ее не выискивала.
Они оба приятные мальчики, проросшие в обществе на стороне окультуренной человеческой природы (а не сорняков). Но Алешка влияет на меня как горячее солнце, прорвавшееся сквозь слабеющее ненастье. Даже самая неустанная любвеищущая женщина не увидела бы в предмете моего будущего обожания ничегошеньки такого, что могло бы ее привлечь, разве только одна из тысячи. Нечто странное, закрытое для других, выходящее за электрические рамки морали, связало нас незримой нитью, тонкой как паутиновая, словно не отнимая шанса ее разорвать.
Мне тридцать, но всякий, кто слышит об этом, испытывает что-то, похожее на слабый шок, так как выгляжу я ровно на десять лет моложе. Некоторое отставание в физическом развитии в юности казалось мне непоправимой трагедией. Невысокий рост, отсутствие «примечательностей», красящих женский род, делали меня изгоем в обществе сверстников. То, что когда-то заставляло меня испытывать одиночество и орошать слезами душную подушку, теперь магическим образом продлевало мне юность.
Ухожу их мира моих воспоминаний и размышлений и опускаюсь в недра, откуда берут они свое начало – в реальность.
В огромном пустынном зале вспыхнула музыка. Женщины шумно взметнулись над столом, рассыпались по залу. Люблю народ в этом поселке. Люди значительно добрей и простодушней городских, без опаски открыты незнакомым.
Как я и ожидала, Риточка моя завелась подобно механической игрушке и, воспользовавшись относительным затишьем, залепетала в трубку сотового что-то вежливо-кокетливое, устраивая, видимо, продолжение вечера в каком-нибудь ресторанчике. Я пропускаю приглашение составить ей компанию мимо ушей: мое чувство ожидания предстоящей радости проигнорировало мысль о дальнейшем отдыхе в злачных местах. Оно переместилось все без остатка на дверь. И тут же под его напором дверь распахнулась и явила Алешку, свежего и светлого.