– Есё!
Я подхватила её на руки, не обращая внимания на оглушительный бунтарский визг. Кубики взлетели вслед за её цепкими пальчиками, как лоскуток за кошачьими коготками. Она задергала ногами, извиваясь у меня на руках, почувствовав, что я собираюсь подвести итог её бодрствованию. И что же вы думаете? Маленькая предательница потянула ручки в папину сторону, и тот немедленно подоспел ей на помощь.
– Отдай её мне, – раздраженно сказал он, и Алиска повисла на его шее, точно на спасательном круге. Пряча влажные глаза, молчаливой тенью я поплелась восвояси. Я боялась прочитать издевку в ответ на мои слезы. Но все же напоследок не удержалась и взглянула искоса в его сторону. Сквозь завесу жестокости в его взгляде проступила несозвучная выражению лица, живая, тщетно скрываемая, молчаливая боль. Встреча наших взглядов была мимолетной, но этого мне хватило понять, что ему по-человечески плохо.
Оказавшись на его месте, я едва ли смогла бы молчать. Мое сердце разрывалось бы и стонало от жгучей обиды. А он, глядите, молчит, терпеливо вынося несправедливую боль. И я к счастью или сожалению знаю, почему: он все отдает на суд моей совести, моему сознанию. Дает мне время остыть от страсти и свободу в выборе того, что мне важней и ценней. Это, действительно, так. Я знаю своего мужа, как не знает никто, и еще его манеру полностью мне доверять. И эта боль делившего со мной судьбу человека непрошено вдруг отозвалась и в моем сердце. Я мучительно пыталась вспомнить, когда еще испытала подобное ощущение. И вспомнила. Это был сон. Там под чужими кулаками его силы иссякли, и он упал. Я кричала и плакала, увидев его лежащим в ногах нападавших и упрямо пытавшимся поднятьс. Тогда меня захватил колючий холод от возможной потери. Очень похожий холодок пробежал внутри меня и сейчас. Я почувствовала вдруг отвращение к себе, к своим ничтожным помыслам и эгоистичным желаниям получить его благосклонность для восстановления удобного равновесия в собственной душонке. На миг мне показалось, что любовь, которую я выкармливала своей фантазией, блуждая в романтических дебрях и отстраняясь от отведенной мне судьбой реальности, напоминает больше забаву, нежели истинное чувство. Однако не было еще той последней силы, что смогла бы изменить мой прежний настрой и заставить свести на нет призрачное счастье, которым я жила и дышала последнее время.
И тогда я трусливо сбежала. Я бежала от сомнений и надвигающейся тени разочарования. И еще от возможности понять настоящее. Я не была готова вырвать лишние страницы из книги жизни. Лишние, ненужные, незначимые? Разве может все разом перевернуть один взгляд? Взгляд человека, изученный, кажется, до конца и все же в чем-то новый. Что-то очень ценное и когда-то приятное лишь слегка позабылось. Быть может не стоит забираться далеко в поисках нового, а всего лишь достаточно с подлинников смахнуть пыль?
Стоп, я не верю. Не верю, что может уличиться в ненадобности то, что долгое время было для меня ценным. Все красивое должно быть логичным. Но снова память выбрасывает в кровь внезапную нежность к мужу. Я отложу это приятное чувство в другой уголок души, чтобы завтра в одиночестве посмаковать вкус полузабытого новшества. Тронув, было, дверь, я на секунду остановилась. Забыть о компромиссах, о прошлом и будущем, и отдаться настоящему ради одного мгновенья, похожего на вспышку? Или найти равновесие, одной ногой оставшись в тени, а другой ступив за солнечную грань? Я мечтаю о безрассудстве, все ещё находясь в яблочке страсти, но уже не способная ощущать себя несвязанной с прошлым, упуская его из сердца. Что же мне теперь нужней?..
Я еду к Алешке, к любовнику… Как странно теперь звучит это слово, будто с ошибкой. Я еду, но уже без прежнего предвкушения праздника.
Уже в десятый раз за последние два часа телефон пытался убедить ЕГО, что любовь – это сто часов борьбы за одну минуту счастья. Он лежал, распластавшись на полу. Рядом – большая кукла с пыльными волосами, без туфли, в выцветшем платье. Он нашел её в шкафу, такую же одинокую и забытую… Он прижался к ней, точно она могла его согреть, и слушал, как сердце в пластмассовой груди выстукивает бесконечный мотив одиночества. Потом сердце одно на двоих толкнуло сильнее, а боль досталась ему… На глаза просилась влажная муть. Его жизнь превратилась в один сложный вопрос, но он не искал ответа.