Сразу за порогом под ноги ко мне заползла водяная змея. Тянулась она откуда-то из-за угла, и я последовала вдоль ее изменчивого тела. Алешка, нагнувшись и расставив ноги, с бодрыми восклицаниями плескался под струей ледяной воды, разбивающейся о его спину. Шумную картину веселой возни дополняли два джигита, по очереди управляющие резиновым шлангом. С моим появлением точно под действием молчаливого сговора они удалились, оставив нас одних. Алешка выпрямился передо мной, и мне показалось, будто его крепкое тельце налилось формой. Я сделала шаг, чтобы стать к нему еще ближе, и с долгой неосторожностью укрывала его плечи рубашкой. Он выдержал паузу более чем достаточную для того, чтобы я могла покинуть его территорию.
Все пропало, я снова у его ног!
Клетки моей страсти начали делиться с неимоверной быстротой. Я чувствовала, что теряю контроль окончательно. Слегка приоткрытые днем врата греха манили меня внутрь с силой тайны, разгаданной лишь наполовину.
– Ты был здесь когда-нибудь? – спросила я шепотом.
Алешка отрицательно мотнул головой.
– Сейчас я покажу тебе нечто.
Я взяла его за руку и повела по каменной дорожке в заманчиво шелестящую, жутковатую красоту дикого сада. Еще года три назад, словно спрятавшись от бетонного шума, ютились здесь несколько покосившихся домиков. А уже разрастался вокруг каменный город, извиваясь гладкими дорогами, козыряя бесстыдной наготой. Один за другим терялись домики в прахе времени, пока не исчез последний. А сад остался. Одичавший, дарил он свою экзотику острогранному, сверкающему новизной ресторану.
Дымчатые фонари загадочно подмигнули нашей уединенности. Дальше за садом шел крохотный огородишко и, возможно, последнее лето дарил бывшему хозяину скудный урожай. От неровного стожка за покосившейся, а кое-где – упавшей оградкой, тянуло трогательным ароматом. Я привела Алешку сюда, в логово любви, готовая бросить к его ногам последнее. Мы стояли друг против друга и вдохновенно молчали. Не спеша и как-то по-отцовски Алешка обнял меня, прижал к себе, согревая теплом своего тела. Что-то новое было в его прикосновениях, во взгляде…Что-то, в одночасье повзрослевшее…
Небо слабо посветлело, но земля не довершила еще своего круга. Впереди, с рассветом меня ждет неизвестность, и назад возвращаться уже слишком поздно, нелепо. До рассвета остается всего час и остаются мои чувства. Час жизни – не так много. Но разве не ради этого часа я напропалую крушила прежние ценности?
Не помню, как мои губы скользнули к нему на грудь, как пальцы медленно стянули влажную, парусом бродившую по его спине рубашку. Слегка отстранившись от незнакомого еще тепла, я медленно расстегивала пуговицы на облегающем платье. Бортики тут же разбегались в сторону. Беззастенчиво врывался августовский ветер, рассыпая по коже мурашковую зыбь. Не прикрываясь ладонями, не даря ни единого шанса стыдливости, я потянула Алешку за руку, увлекая прямо к стожку, и почувствовала, как он вздрогнул от столкновения желания и страха.
Глава 10
Человек напрягся, услышав звонок в дверь. Каждый звонок вызывал в нем надежду и нежелание признать это. Он медлил… Наконец, открыл. И увидев незнакомую женщину с глазами, полными тревоги, почувствовал неладное…
Город спал в отрешенном спокойствии окон, и только одно изумляло своей откровенностью ночь… Там на квадратном клочке жизни тревога не уступала место сну, а бессмысленное ожидание чего-то, что не имеет продолжения, изводило своей неотступностью…
Небо повисло надо мной предрассветной блеклой звездностью, странной безотвязной напряженностью вливаясь в мой трезвеющий мозг. В вызванном хмелем прежнем восприятии мягкой округленности ситуации начали вырисовываться углы. Внутри меня едва забрезжил хрупкий, но ощутимый барьер. Чем дальше мы вкушаем запретный плод, тем глубже осознаем свое падение. Сквозь бархатную усталость и отступающее желание вдруг проросло неприятие мною собственных поступков, осознание бессмысленной роковой глупости, сквозящей в них. И эту истину дарила мне …мораль. Та самая, которую я обвиняла в несправедливости. Мораль вновь наводила порядок в чувственном хаосе, убеждая в том, что одни ценности имеют вес, точно якорь удерживая нас у причала, другие призрачны и невесомы как дым, обладающий свойством рассеиваться.
Но теперь уже слишком поздно. Во всем виновата я сама. Только я. Если все случится – пусть случится.