– Виктор, не надо… – каким противным стал мой голос.
– Еще слово, и я выполню свое обещание.
Колкие гудки напали на меня осами… Он загнал меня в тупик. Нет, я сама загнала себя в тупик.
На этом, можно сказать, история моя подошла к финалу. На бумаге он получится скорым и достаточно легковесным, а в жизни оказался мучительно долгим, с не проходящим вкусом обреченности.
Я пришла в роковую квартиру вовремя. Ключ добросовестно был спрятан на верхнем наличнике. Одеяло и простыня неумело, но бережно сложены вчетверо. На столе – письмо. Оно сейчас лишь клочок бумаги, содержащий мало любопытную информацию не ко времени. Почему-то скомканный, но заново разглаженный.
“Мария Игоревна, простите за все. Я дольше никогда вас не побеспокою, обещаю. Со мной все будет в порядке, не волнуйтесь за меня. Начну готовиться в институт. Наверное, я никогда…” Я остановилась, поняв, что не имею ни сил, ни желания вникать в прилежный Алешкин почерк, и, сложив мятый листочек кое-как, уронила его в сумочку.
Необходимо было подумать о другом. Завтра утром придется освободить квартиру к приезду Ритиных родителей. Где я буду обитать дальше – сущая головоломка. Еще одну ночь можно провести в машине, а потом нужно вернуть ее Виктору: в пятницу у него важная встреча. Я прилегла на диван, аккуратно положила рядом с собой трубку от радиотелефона, как будто она содержала частицу моего мужа, и принялась плакать. Все минуты жизни (если можно так назвать опустошенное мое существование) я проживала минутами жизни своих близких, проигрывая каждую, параллельную моей, в памяти. Я недоумевала, почему раньше не в состоянии была понять, как дороги мне эти люди, как крепко связана я с ними узами сердца. Я должна вернуть недооцененное счастье, бороться за него, стучаться в закрытые двери, вымаливать прощение! Но я слаба по натуре. Слаба и труслива.
Позволив себе перелистать назад несколько жизненных страниц, я на миг окунулась в уют прошлого, и от ярко вспыхнувшей, прежде привычно матовой, картинки поплыла мягкой тянущей слабостью вдоль моего тела ворожея-истома. И невыносимо захотелось вернуться назад в свое недочитанное счастье!
Глава главная
Время тянулось неописуемо медленно, однообразно, не предвещая обновления сюжета. Думаю, я получила бы от вас согласие оставить полный скуки и тоски эпизод и данной мне властью ускорить течение времени.
Назавтра я, проснувшись, умылась и причесалась кое-как, закрыла дверь на два оборота ключа и понесла его Рите.
Поразмыслив дорогой о ближайших планах, решила, что вполне можно убить несколько часов у подруги. Однако у нее не осталась, обнаружив полусонного в небрежно запахнутом халате Ритиного супруга (хотя приглашения последовали). От нее я отправилась на автостоянку, чтобы еще один денек покоротать в машине. Необходимо было чем-то заполнить долгие часы дня, и я провела их в другом городе, сначала в кинотеатре, откуда ушла в середине фильма, затем в безлюдном кафе, купив перед этим пару журналов. О редакции думать совсем не хотелось, тем более что для творческой работы ни физической, ни моральной возможности у меня не было.
Вечером, припарковав машину в наиболее безопасной части сквера, я много курила и много думала. Не случись подобного со мной, возможно, я так и не распознала бы истинной значимости того, что имела, не научилась бы дорожить этой ценностью, не ощутила бы, что была по-настоящему счастлива. В моей памяти постоянно возникали глаза мужа, исполненные боли. Продремав лишь половину ночи, я проснулась от холода и шума. Встревоженными птицами бились о стекло крупные редкие капли. Ветер стенал. В просветах полоскающейся листвы темнела равнодушная монументальность спящего города.
Дрожа от озноба, я долго искала ключи от зажигания. Они забились в чехольную складку. Наконец, стартер вздрогнул, капризно заворчал холодный двигатель. Набравшись решимости, я выскользнула в дождливую ночь и раскрыла багажник, надеясь отыскать что-нибудь из одежды. Мне повезло. На дне я обнаружила куртку мужа и, схватив ее, юркнула в салон. С нетерпеливостью забралась в мягкий кожаный “вигвам”, разулась и поджала под себя ноги. Вдруг притихла, затаила дыхание… В груди больно качнулось сердце, волнуя слезную заводь… Что это? До слабости знакомый запах. Его запах…
Так пахнут безмятежные ночи. Так пахнет оберег от одиночества. Так пахнет то, без чего я не смогу дальше жить. Так пахнет счастье.
Не жалейте меня. Я не стою ни вашей, ни своей жалости. Ах, нет, жалейте, жалейте меня, ведь это единственное, что останется мне!