Предрассветное время я провела без сна, вдыхая слабый аромат потерянных ценностей и разделяя тягостное одиночество ночи. Впрочем, ночь не могла разглядеть моих слез сквозь стекло, влажное от ее собственных… Больше никаких, никаких подруг! С их ничтожными ценностями, с их ничего не стоящими приоритетами! Как я могла окружить себя ненастоящими женщинами, брать с них пример? Где мой ум? Где мое воспитание? Как я могла стать одной из них?
В ранний час, когда дворники еще не начали властвовать над сонным молчанием улиц, я беззвучно подъехала к дому. Тяжело выбравшись из теплого салона, пискнула “сигналкой”, тщательно проверила замки. Напоследок бросила несмелый взгляд на судьбоносные окна. Мне вдруг показалось, что занавеска слабо качнулась, скрывая чье-то присутствие. Еще секунды и еще вглядывалась я с замирающим сердцем в надежде, что движение повторится. Но нет…
Две вещи я желала больше всего в это утро: увидеть людей, которых видела прежде каждый день и ощутить блаженную свежесть душа. О втором, скорее всего, придется пока забыть. А ради первого я оккупировала недавно отстроенный жилой дом напротив детского сада, благо один из подъездов не успел еще “забронироваться” металлической дверью. Покрепче обнявшись с курткой мужа, предалась ожиданию… Время, однако, приближалось к восьми, и параллельно ему росло мое волнение. Тревожные мысли роем закружили в голове. А что если Алиса заболела? Пожалуйста, только не это! И вдруг сердце подпрыгнуло.
Он шел очень быстро, почти бежал.
Опаздывал. Алиса примостилась у него на руках, обняв за шею. На головке забавно торчали несимметрично завязанные банты. Красные к зеленому платью. Я улыбнулась сквозь слезы. Я должна выйти к мужу, отдаться на его справедливый суд. Иначе никак. Нет, не сейчас. Он спешит и, конечно, не станет ничего слушать. Я почувствовала облегчение от внезапно найденного оправдания, но тут же упрекнула себя за ничего не решающую легкость.
Проводив мужа глазами по обратной дороге, я нервно стала теребить сумку в поисках сигарет. Через пару затяжек ощутила жуткую тошноту. Не хватало только заново нажить дурную привычку и проблему долгого избавления от нее. Затушив окурок, я спустилась на улицу. Купила в гастрономе булочку, два глазированных сырка и сок, после чего отправилась в сквер, где долго и медленно завтракала, обманывая время.
Потом, когда сидеть на одном месте мне надоело, я побрела в самый крупный в городе маркет, где слонялась без пользы целый час. Потом заглянула в кафе выпить коктейль. Потом пошел дождь, и я простояла у дверей маркета еще сорок минут, наблюдая, как рождаются лужи. Потом (я намеренно допускаю излишнее количество этого слова, чтобы передать бессмысленное топтание жизни, где движение вперед имеет лишь нарастающее отчаяние), потом… идти уже было некуда, и даже лавочка в сквере намокла. Намучившись одиночеством и наблуждавшись, ближе к вечеру я сдалась. Ничего не придумав с ночлегом, я поплелась-таки к “верной” подруге.
Проснувшись с тяжелым отвращением к жизни, я самой себе призналась, что дальше так продолжаться не может, что еще один день скитаний я не выдержу. Гостиница тоже надолго дело не решит, к тому же деньги заметно тают. Я упала духом от осознания того, что изменить ситуацию не в состоянии. Что я могу? Поехать к маме? Допустим, скажу, что поссорилась с мужем, что Алиску определила в круглосуточную группу на пару дней. Бред. Мама Алискино “сиротство” не допустит, немедленно вышлет отца на ее поиски. К тому же она непременно начнет звонить Виктору, вежливо, но требовательно выяснять его взгляд на нашу ссору.
Еще одна мысль, несмотря на мое подсознательное сопротивление, настойчиво боролась за воплощение. Ведь можно Виктору позвонить, попытаться выпросить прощение. Выполнит ли он тогда свою угрозу? Но я знаю, что является чаще всего результатом ссоры между близкими людьми: ожидание примирения. Разве не я должна сделать первый шаг!
Нет, я не хочу, не смогу, не отважусь! Слишком стыдно. Я подумаю об этом позже, как сказала бы ирландка Скарлетт.
Часы показывали “пять”, но сон, похоже, окончательно меня покинул. Нужно одеться и уйти, пока все спят. Я знаю, как тягостно долгое присутствие в квартире чужого человека. Однако, бесшумно поднявшись с постели, тут же вернулась в прежнее положение, почувствовав внезапное головокружение. Сначала я укорила себя (весьма равнодушно) в недостатке питания. А потом даже взмокла от неожиданной догадки. Дотянувшись до сумочки, извлекла календарик, незаслуженно забытый в последние недели, и убедилась в верности предположения. Во всей этой суматохе я перестала следить за состоянием “природных реликвий”.