Боже мой, пока я, путаясь в сомнениях, ищу путь истинный, целомудренность, как контроль свыше, как триумф вечности над мирским непостоянством, реванширует над моим грехом! Что происходит сейчас в моей душе? Смесь противоречий. И лишь в одном я убеждена: крохотное существо спасет меня от одиночества в том или ином смысле. Отныне я несу ответственность не только за свое никчемное существование (с некоторых пор определение спорно), но и за нечто ценное, восхищающее своей непостижимостью и в то же время беззащитное и всецело зависящее от меня. Пока я предавалась свободе чувств, оно тайно жило во мне, как символ верности чувству истинному.
Жизнь снова вернулась в мое опустошенное тело, даря ощущение полноты и радости бытия.
Тихо оставив дружелюбно предоставленный милой Ритой приют, я ускользнула в прохладу проницательного утра. Словно только что освободившаяся из заключения, жадно вдыхала девственную свежесть, удивляя ранней прогулкой бездомных животных, спешащих унять вчерашний голод. Наконец, дождавшись, когда время сделает шаг в восьмой чертог, прилежно набрала пять заветных цифр.
– Здравствуй, – дрожала от приятного волнения.
В ответ – молчание.
– Как вы?
– С нами все в порядке (пауза). Справляюсь. Не стоит волноваться.
– У меня есть важная новость для тебя.
– Не думаю, что…
– Я беременна.
Опять молчание. Вероятно, означает внезапную радость.
– Не понимаю, мне-то зачем знать.
– Уже целый месяц…
– Что ж, в таком случае поздравляю, – ледяной тон отравляет последнюю надежду.
– Ты не понял. Это твой ребенок.
– То, что ты способна на подлость, я уже понял. Но использовать чужого ребенка в качестве приманки – кощунственно.
– Не смей так говорить! Этот ребенок твой! Никакого чужого быть не могло!
– Оставь меня в покое.
– Это твой ребенок, – повторяла я, глотая слезы, – я беременна от тебя!
И развенчанный убитым шансом голос превращался в шепот и молил:
– Пожалуйста, поверь…
Но его услышать не хотели.
Трехлетний мальчик в голубом комбинезоне споткнулся о порожек песочницы и плюхнулся прямо на домик, с любовью криво сотворенный из песка. Прогнув спинку и растопырив пальцы, Алиса остервенело завопила, и пока воспитательница спешила к месту конфликта, успела обрушить на голову виновного совочек с внушительной кучкой песка. Теперь заревел последний, и “свершившееся правосудие” тут же утешило гневную девочку. Потом она подошла слишком близко и стало опасным открытое наблюдение за ней. Отпрянув, я слилась с кустами. И вдруг услышала совсем рядом тихое:
– Мама…
Вздрогнула и затаилась. Нет, она не могла меня увидеть. Маленькие ручки, обнимавшие прочные прутья ограды, чуть помедлив, сорвались и исчезли. А сердце мое завыло от боли, пораженное червоточиной тоски.
Спрятавшись под козырьком подъезда от мелкого дождя, я достала из сумочки недочитанное Алешкино письмо, о котором вспомнила только сейчас, и развернула его:
“Мария Игоревна, простите за все. Я больше никогда вас не побеспокою, обещаю. Со мной все будет в порядке, не волнуйтесь за меня. Начну готовиться в институт. Наверное, я никогда не перестану думать о вас. А когда повзрослею, то буду мечтать о том, чтобы вы нашли меня и соблазнили.”
Вот почему письмо было скомканным. Автор, вероятно, решил переписать его, напугавшись слишком откровенного полета мыслей. Но в конечном счете все же оставил в первозданном виде, отважась… Впрочем, о причине такого доверия я могла только гадать.
Я увидела сверстников моих, которые волнуются, глядя на нас, и потом затихают. И даже те, кто не принял меня в свою стаю, кто отверг, обрекая на нестерпимое одиночество, расступаются перед нами, окатывая удивленными жадными взглядами…
Ангел-демон сжимает меня осторожно, но настойчиво, заставляя дрожать, наполняться страстью и вулканической нежностью. Я безошибочно определяю, как слаба, изящна и тонка рядом с ним. Восемь синхронных шагов, восемь мгновений чувства.
Божественный танцор сдается первым и дарит пылающим щекам волнующее прикосновение. Я с блаженством отвечаю тем же…
Мы безобидно ласкаемся, точно котята, мы разжигаем опасное пламя чувств!..
Чувства…
Не они ли есть главный критерий оценки происходящего в нашей жизни? Не их ли мы ищем под псевдонимом счастья, требуя снова и снова от природы подтверждения уникального человеческого дара? Не они ли способны превратить хаос жизни в мозаичную гармонию?
Не они ли и есть жизнь?
Как удивительно иногда переплетаются неидентичные чувства, образуя причудливой формы новое русло жизни! Как часто меняем мы ее направление не по совету разума, а под действием кипящих чувств! Невидимые, неосязаемые, они словно блокируют дисциплину сознания, настойчиво огибая углы разумных построек, колебля их долголетнюю крепость. Но при этом мы не теряем свободы духа, а приобретаем, возможно, в больше степени, в большем пространстве. Одно из ее проявлений – обратная связь идеального начала с материальным: возможность развязать или не развязывать образующиеся на жизненном пути “узелки”. И если бы я не развязала такой “узелок” на своем пути, то не было бы ни этой истории, ни пережитых чувств, то ли ангельских, то ли порочных.