Сидел, вглядывался в схемы, ни хрена не понимал. Оба варианта имели очевидные плюсы и непрогнозируемые минусы, а времени ни черта, решать надо сейчас. Как вдруг дверь в комнату служанки открылась, послышались тяжёлые шаги, и отвратительно знакомый голос произнёс:
— Вай-мэ, здыраствуй, Мьихаил Игоревич! Сикока льет, сикока зьим! — радостно прозизнёс голос Захира.
Как я не взорвал гостиницу потоком отложенных кирпичей — сам не знаю. Но даже взял себя в руки, не стал дёргаться, отметил уснувшую на плече Диньку краем глаза. И спокойно произнёс:
— Приветствую, Шут. Не могу сказать, что рад тебя видеть.
Потому что за моей спиной стоял именно Шут, эта самая ехидная божественная сучность. Скорее всего, использующая Мирку как медиума-аватара — просто заявиться к «не зовущему» его он не мог, это я установил точно.
— И пачьиму ти такой нирадастный? — обиженно прозвучал голос Захира.
— Для начала — из-за формы, в которой ты ко мне обратился. Это не смешно, а неприятно.
— Смишно, слюшай!
— Тебе — возможно «да». Мне — нет.
— Ну ладно, Потапов, уговорил, — раздался гораздо более знакомый, чем захиров, голос.
Марка Николаевича, преподавателя теории государства и права в институте. Очень колоритного и неглупого дядьки, без левой руки. Легенды среди студентов ходили разные, но точно не знал никто, а из рукава рубашки торчала культя, на которую Николаич вешал зонтик или трость. И стучал по столу не хуже кулака, обличая «деградировавших приматов, чудом попавших на занятия». В общем — воспоминание, но скорее ностальгически-приятное, чем отвратительное, как с Захиром.
— Так тебе больше нравится? — поинтересовался Шут голосом злоехидного педагога.
А я судорожно пытался дозваться до Потапа, наращивая внутренний ор. И — ни черта не помогало, так, лёгкое ощущение, что топтыгин перевернулся с боку на бок и отпихнулся задней лапой. Да и чем он поможет, против божества? Понадкусывает? «Они и меня сожрать могут», — сам же говорил, так что внутренне орать я прекратил. Развернулся, уставившись на знакомую усатую физиономию с лысиной и честно сообщил:
— Сам факт вмешательства в мои дела и жизнь божеств мне категорически не нравится, Шут. Но данный облик — несколько менее неприемлем, чем предыдущий.
— Ты сам-то понял, что сказал, Потапов? — знакомо прищурился Николаич.
— Да.
— Звизда! — с хмыком ответил препод.
Впрочем, подчас, он так и отвечал.
— А вмешательство, Потапов, было с момента твоей смерти, — плюхнулся на кровать Шут. — Так что твои пожелания ты можешь засунуть в задницу: реальность под них подстраиваться не будет, — пожал он плечами.
А я… просто замолчал, разглядывая и причувствуясь к этому созданию. Говорить с ним — довольно опасно, учитывая его аспект. Если он явился ко мне — то с какой-то целью, но даже спрашивая об этом, я могу как-то подставиться, заключить словесный контракт или договор. Нафиг, сам пусть говорит.
Шут в николаичевской плоти посидел, попырился на меня, подкрутил ус, помахал культей. А я просто сидел и ждал, сделав морду сиволапой, как никогда. Хуже точно не будет, а эта сучность пусть любуется.
— Ты, конечно, хочешь знать, что меня привело к тебе, — через минуту молчания выдал он, на что я не отреагировал вообще никак, продолжая смотреть на него пустым взглядом на сиволапой морде. — Хочешь, хочешь, я знаю. Так и будешь молчать?
Ну и я — не реагировал. Мне нужно было, чтобы это создание само обозначило рамки и ограничения этого визита, без всякой реакции с моей стороны. Хотя поздороваться было надо, а вот фраза насчёт облика — это я провтыкал, действительно переволновался, но судя по всему, пронесло.
— Ладно, Потапов, — устало вздохнул Шут. — Раз ты такой продуманный, то слушай: я присматривал за тобой и продолжаю. В ряде случаев я твою тупую задницу спасал от неприятностей…
— А в ряде — подставлял под них, — ровно вставил я, потому что сейчас это было НУЖНО — и проверка и некие границы уже с моей стороны.
Самое смешное, что вычитанное и сообщенное мне жрецами может быть… хернёй. Этикетом, например: типа так принято, но никто не заставляет поступать так. Но смеяться меня не тянуло, а судя по всему — мои данные соответствуют реальности.
И, главное: моё утверждение было верно. Потому что Шут просто не ответил на него: сказать «да» — признаться, а вот «нет» — выходило, что прямо соврать, на что бог идти не желал. Ну вот скотина какая, мысленно возмутился я, хотя довольно вяло.
— … Кхм, — продолжил речь Шут, — Спасал, да. Но сейчас ты находишься в положении, когда просто не видишь или отказываешься принять правильный выбор! — тыкнул он в меня пальцем. — Потому я был вынужден явиться лично.
— Правильный — это угодный тебе? — поднял я бровь.
— Правильный — это тот, при котором ты не сдохнешь. Твои схемы, — кинул он взгляд на стол, — приведут тебя к смерти.
А я мысленно начал биться об стену. Дело в том, что я вёл записи, зашифрованные, строил схемы на будущее и текущее состояние дел. При этом я уверен, что влезть в сознание без воли меня или сознательного агрессивного действия против Потапа и Апопа — бог не может. Только этот тип, похоже, читал мои записи, ну а шифр… Ну смешно, для божественной сучности.
— Все? — ровно уточнил я, и опять не получил ответа.
Опять «врёт правдой». То есть какие-то мои схемы и модели поведения приводят к тому, что меня угробят. В общем-то, это я и сам осознавал, нормальный расклад при переборе вариантов. А вот Шут что-то из-под меня именно ХОЧЕТ, причём извивается, как стриптизёрша вокруг шеста, стараясь сделать так, чтобы я САМ, да ещё с благодарностью и считая себя обязанным, исполнял его хотелки.
— Что я получу за то, что сделаю то, что ты хочешь? — чётко поставил я границы.
— А тебе мало? Твоя жизнь, например, — помахал культёй Шут.
— Меня интересует что ты, божество Шут, от меня желаешь. И что ты готов предложить за то, что я выполню тобой желаемое.
— Какой ты ску-у-у-учный… — протянул Николаич, перестав быть Николаичем, а став уже знакомой соплюшкой из Пантеона. — Ладно, адвокат. Давай говорить серьёзно. Для начала — я расскажу, тебе почему ты оказался в Нави Зиманды. И ты, мохнатый, послушай, — пискнула соплюшка. — Тебя это касается не меньше, а даже больше него.
На этих словах меня «встряхнуло», а секундное недоумение от явно проснувшегося Потапа сменилось напряжением, готовностью к драке и вниманием. Лолька на это хмыкнула, одобрительно кивнула и начала рассказ:
— Быкоглавый по тебе соскучился, древний медведь…
25. Самое быстрое дежавю
Рассказ Шута я не прерывал вопросами, но вслушивался ОЧЕНЬ внимательно, выискивая двусмысленности и недоговорки. Но именно этот рассказ их особо не содержал. А от Потапа, по мере продолжения этого рассказа, чувствовалась довольно сильная обида, что в общем — понимаемо.
Итак, божественный бык Апоп соскучился в своей божественности по старому партнёру-приятелю Потапу. Но общение и приятельствование в формате «бог-тотемный зверь» выходило практически невозможным. И Апоп захотел, чтобы Потап стал богом. Судя по ощущению от Топтыгина — был такой «разговор», ну точнее, обмен информацией с бычарой. Но мохнатая задница отказалась: собственно, как я понимаю, большая часть усилий Потапа направлена именно на «не становление» и утилизацию энергии.
Но бычаре то ли божественность в голову ударила, то ли ещё что. В общем, посчитал он, что его желание обрести партнёра весомее, чем желания Потапа. И решил его поставить в такое положение, чтобы Потап был ВЫНУЖДЕН стать божеством. Для начала — лишив Потапычей, стабилизирующих Потапа в текущей форме тотемного духа.