Деловая активность концентрировалась целиком в пределах береговой полосы. Главным объектом ее являлась по-прежнему копра. Австралийские власти пытались внедрить другие виды сельскохозяйственного производства, имевшие экспортное значение, и с этой целью в 1923 г. назначили директора сельскохозяйственного производства, а спустя несколько лет создали в различных районах подмандатной территории плантации хлопка, кофе и оливковых деревьев, но это не изменило положения. Накануне японского вторжения на Новую Гвинею, в период второй мировой войны, плантации кокосовых пальм занимали 233 тыс. из 243 тыс. акров, находившихся тогда под европейскими плантациями. Объем экспорта копры, так же как и ее стоимость, заметно колебался в период между двумя мировыми войнами. Но если экспорт копры в основном возрастал, то стоимость ее, напротив, падала. Так, в 1921 г. было экспортировано 23,7 тыс. т копры и получено 1,3 млн. долл., в 1928 и 1938 гг. - соответственно 62,3 тыс. т и 2,4 млн. долл.; 73,7 тыс. т и 1,7 млн. долл.
В 1921 г. контроль за производством и экспортом копры на подмандатной территории перешел в ведение специально созданного для этой цели бюро. В 1923 г. через бюро было экспортировано 25 тыс. из 32,6 тыс. т копры. После 1926 г. плантации опять перешли в руки частных компаний и отдельных лиц.
В первой половине 20-х годов экспорт копры составлял 95% всего экспорта подмандатной территории.
Со второй же половины 20-х годов положение коренным образом изменилось, несмотря на то, что копра продолжала оставаться важным экспортным сельскохозяйственным продуктом. В 1938 г. экспорт копры составил лишь треть всего экспорта Новой Гвинеи.
Ведущим экспортным товаром стало золото. В период германского господства золотоносных месторождений на территории Новой Гвинеи найти не удавалось. Немцы завистливо говорили, что все золото на острове досталось англичанам, а затем австралийцам, захватившим Папуа.
После получения мандата на Новую Гвинею австралийцы в 1922 г. впервые обнаружили золото в районе рек Варна и Булоло. Но "золотая лихорадка" началась в 1926 г., когда золото нашли в Эди-Крик, притоке Булоло. Туда хлынули сотни людей. Места были труднодоступные. Снабжение шло через селение Саламауа, от которого до приисков добирались восемь дней. Золотодобыча никак не регулировалась, поэтому острые споры и столкновения возникали среди золотоискателей постоянно. Антисанитарные условия и трудности с питанием на приисках явились причиной эпидемии дизентерии. Положение осложнилось до такой степени, что австралийскому правительству пришлось в марте 1927 г. назначить специальную комиссию. Начатое в 1927 г. строительство двух дорог на прииски не облегчило ситуации. Тогда австралийские власти решили использовать авиатранспорт. По воздуху доставлялось оборудование, строительные материалы, продовольствие и необходимые товары для населения приисков, которое в начале 30-х годов состояло из 700 европейцев и 6 тыс. коренных жителей. К этому времени вся золотодобыча перешла в руки нескольких крупных компаний; ведущими среди них стали две: "Булоло голд дреджинг" и "Нью Гвинеа голдфилдс".
География добычи расширялась. Золото нашли в районе реки Пурари, а с 1937 г. - в районе реки Сепик. Естественно, быстро увеличивались размеры золотодобычи. Если в 1926 г. было добыто 10,6 тыс. унций золота стоимостью 50,3 тыс. долл., то в 1928 г. - соответственно 113,9 тыс. стоимостью 512,4 тыс., в 1936 г. - 302,6 тыс. стоимостью 3,7 млн., а в 1938 г. - 410,1 тыс. унций стоимостью 4,1 млн. долл.
Поскольку золотодобывающие компании уплачивали австралийским властям в виде налога 5% стоимости всего добытого золота, у администрации подмандатной территории появился источник дохода, по своему размеру значительно превышавший внутренние источники дохода колонии Папуа.
В 1939 г., например, доходы подмандатной территории Новая Гвинея составили 1 млн. долл., тогда как колонии Папуа - 290 тыс. долл. После 1926 г. подмандатная территория стала, так сказать, самоокупаемой. Но увеличение доходов в Новой Гвинее лишь в незначительной мере отразилось на положении коренного населения, ибо получаемые администрацией деньги шли главным образом на выплату жалования европейским чиновникам и бизнесменам.
Проблема с рабочей силой на подмандатной территории стояла еще острее, чем в Папуа, поскольку в Новой Гвинее развитие золотодобычи требовало большого числа рабочих рук.
Взамен утратившего силу германского законодательства австралийская управляющая власть ввела на подмандатной территории закон о труде, аналогичный действовавшему в Папуа. Но в нем имелись и некоторые отличия. Срок действия трудового контракта, как правило, устанавливался на три года, а не на один год, как в Папуа. Продолжительность рабочей недели составляла 55 часов (в Папуа - 50). Минимальная зарплата равнялась 1 долл. в месяц (в Папуа не было фиксированного минимума зарплаты). Запрещалось нанимать рабочих в деревнях, расположенных на высоте более чем 3 тыс. футов над уровнем моря, так как жители горных районов, не знавшие, что такое малярия, попадая в зараженные ею места, в массе своей погибали.
Особо регулировался труд шахтеров и носильщиков: срок действия трудового контракта - 2 года; продолжительность смены-8 часов; зарплата - 1 долл. в месяц; максимальный груз для переноски - 50 фунтов.
Правда, все это оставалось только на бумаге. На деле процветали произвол и грубое насилие. Плантаторы и владельцы золотых приисков остро нуждались в рабочей силе, но сколько-нибудь сносных условий для рабочих создавать не собирались, и поэтому коренные жители не шли к ним. Аборигенов заставляли подписывать контракты насильно. В районе Атзера, например, 400 местных жителей были попросту "реквизированы" патрульными офицерами после того, как вербовщикам не удалось уговорить их добровольно подписать контракты. Этот факт стал известен, и австралийским властям пришлось назначить комиссию по расследованию инцидента.
Последняя установила, что подобные действия являются обычными в практике вербовки рабочей силы на подмандатной территории, что вербовщиков очень часто сопровождают представители управляющей власти, применяющие насилие, и что переводчики, находясь в сговоре с вербовщиками, переводят отрицательные ответы коренных жителей на вопросы представителей властей о заключении контрактов как положительные.
Вербовщики получали от владельцев золотых приисков по 40-50 долл. за каждого завербованного рабочего.
Несмотря на формальный запрет, на плантациях и приисках продолжали применять телесные наказания рабочих - коренных жителей, заключение их в тюрьму по малейшему поводу. Рабочие умирали от дизентерии и пневмонии. Проверка, проведенная департаментом здравоохранения в 1925 г., показала, что 50% рабочих страдает болезнью бери-бери. Ежегодный уровень смертности составлял, по данным управляющей власти, 3,1%.
Вербовка рабочей силы шла совершенно без учета нужд сельского хозяйства аборигенов. Правда, в законе о труде говорилось о праве администрации запрещать наем слишком большого числа рабочих в деревнях, чтобы не причинять ущерб местному сельскохозяйственному производству, но практически австралийская администрация не только не препятствовала, а всячески способствовала вербовке в значительных масштабах, хотя наем 15% взрослого мужского населения уже рассматривался как максимальный. Такой предел был установлен, например, в Бельгийском Конго. На Новой Гвинее вербовалось до 20%, а в некоторых областях и еще больше. В ряде деревень района Сепик ко времени второй мировой войны осталось около четверти всех взрослых мужчин.
В период между двумя мировыми войнами общее количество рабочих на европейских плантациях и приисках Новой Гвинеи почти удвоилось: с 28 тыс. в 1921 г. до 41 тыс. в 1940 г.
Коренные жители использовались не только на плантациях и приисках, но также и как матросы на кораблях, портовые рабочие, шоферы грузовиков и служащие магазинов в городах Новой Гвинеи. В Рабауле, самом крупном городе подмандатной территории, рабочих - коренных жителей - насчитывалось около 3,5 тыс. Именно в Рабауле в январе 1929 г. произошла первая в истории новогвинейского рабочего движения забастовка. Утром 3 января все рабочие и служащие из среды коренного населения, включая полицейских, не вышли на работу. Руководили забастовкой владелец шхуны Самасума и сержант полиции Рами. Они собрали бастующих в окрестностях Рабаула в католической и методистской миссиях.