Скрепя сердце мальчик остался в хижине и стал, притаившись у входного отверстия, терпеливо ждать.
Наступило утро, и воины двинулись в поход. Они прошли в двух-трех шагах от Боба под душераздирающее завывание труб и грохот барабанов.
Триста девятнадцать лет тому назад, дождливым апрельским вторником тысяча шестьсот двадцать пятого года Джошуа Пентикост, измученный лихорадкой, которую он подцепил еще во время скитаний по Ориноко, хватил двойную порцию рома. Он провалялся в забытьи сутки с лишним, но, придя в себя, решил почему-то, что проспал всего несколько часов. С тех пор на острове Разочарования дни недели исчислялись с отставанием на сутки. Сейчас воины Нового Вифлеема шли, по наущению пра-пра-правнука Джошуа Пентикоста мстить за это людям южных деревень.
Вот прошел отец Боба — Майкл Смит, длинный, очень сильный, со смешным крючковатым носом, похожим на перезрелый банан, отцов брат — дядя Джек, веселый, красивый (даже не верилось, что они с Майклом от одного отца), один из лучших рыбаков человечества. Рядом с ними, шагавшими, как и почти все их односельчане, уныло понурив головы, гордо шествовали, как и надлежит людям, особо отмеченным божественной благодатью, двое новых старейшин — Гильденстерн и Полоний.
Мальчик выждал минут пятнадцать и, принимая все необходимые меры предосторожности, последовал за отрядом.
Издалека, с лужайки возле Священной пещеры, за разворотом событий наблюдали Фламмери, Цератод, Фремденгут и Мообс. Кумахера среди них не было. Он залег в кустах у тропинки и охранял Северный мыс от возможной агрессии. Фламмери смотрел в бинокль.
В его окулярах со стереоскопической четкостью чуть покачивал верхушками деревьев первозданный роскошный лес во всей красе яркого солнечного полдня. Причудливо вилась меж деревьев и цветов тропинка райской красоты. Тишина. Мир. Пенье птиц. Бабочки сказочной красоты.
И вот наконец на тропинке появилась голова идущего гуськом отряда воинов Нового Вифлеема.
— Началось неизбежное, — сказал Фламмери, передавая бинокль Цератоду. — Цветные идут убивать цветных. Если господу будет угодно, это принесет самые благодетельные плоды для окончательного умиротворения этого несчастного острова.
— Я хотел бы напомнить, что лично я полагал, что еще не исчерпаны были все возможности мирного разрешения конфликта, — вздохнул Цератод, но от бинокля не отказался. — Бог свидетель, я принял все возможное, чтобы мы жили с ними в мире.
Фламмери благочестиво кивнул головой в знак согласия.
Фремденгут с безразличным видом ждал, пока дойдет его очередь на его бинокль.
Но Мообс, очередь которого была следующей за Цератодом, уже почти ничего не увидел. Он с досадой передал Фремденгуту бесполезный в данный Момент бинокль и с досадой фыркнул:
— Они завернули в самую чащу. Ничего не видно… Пока они не будут возвращаться назад, ничего больше не увидишь…
На это Фремденгут с похвальной выдержкой и любезностью возразил:
— Если все пойдет благополучно, мистер Мообс, мы значительно раньше должны будем увидеть огонь… Огонь и дым… Пожары неизбежны, мистер Мообс.
Фламмери скорбно вздохнул.
Такое незначительное существо, как Боб Смит, не удостоилось попасться на глаза режиссерам разыгрывавшегося сейчас кровавого спектакля. А если Мообс и увидел в бинокль какого-то мальчишку, мелькнувшего на тропинке вскоре после того, как скрылись за поворотом воины Нового Вифлеема, то никакого внимания этому обстоятельству не уделил.