Новый Вифлеем. 13 июня».
— Блеф! — говорит Фламмери, закончив чтение. — Большевистские фокусы!.. Эти негодяи…
— Тсс! — останавливает его Цератод и кивает на Кумахера, который с автоматом на шее, по эсэсовской моде, маячит у спуска в долину. — Мы всегда успеем информировать нашего милейшего барона.
— Эти негодяи, — продолжает Фламмери, понизив голос, — хотят внести в нашу среду раздор.
— И потом, — подхватывает Цератод, — как мы втроем с Мообсом управимся с плотом?
— Вот именно… Сто пятьдесят воинов!.. Шестьсот пятьдесят воинов!.. Да хотя бы и тысяча! Без Егорычева и Смита это просто стадо баранов!..
— Да, но и Егорычев и Смит, к сожалению, с ними.
— Значит, надо сделать так, чтобы их не было, чтобы…
Но тут внимание Фламмери привлекает нечто происходящее за ручьем. Он смотрит в бинокль, потом, не отрывая глаз от окуляров, кричит:
— Барон!.. Майор Фремденгут!.. Будьте любезны сюда на минутку!..
— В чем дело? — заинтересовался Цератод. — Что-то случилось?
Но Фламмери ему не отвечает. Он сует бинокль в руки подбежавшему Фремденгуту. Фремденгут смотрит в бинокль и видит Егорычева и Смита, которые бродят по лесу с лопатами в руках и с автоматами на ремне. Дальше, направо от Егорычева, мелькают время от времени несколько парнишек. В руках у них мотыги.
— Бьюсь об заклад, что они ищут ваши ящики! — кричит ему Фламмери, словно барон стоит где-нибудь на противоположном краю лужайки, а не рядом с ним. — Ищут широким фронтом!..
— Что вы, что вы!.. Какие ящики!.. Я вас не понимаю, — бормочет Фремденгут, встревожено оглядываясь на Цератода и только что подбежавшего на шум Джона Мообса.
— …и что, судя по вашему лицу, — продолжает торжествующим тоном Фламмери, — они не так уж далеко от цели…
Тут он замечает Мообса.
— Джонни, вам придется оставить нас на несколько минут. Мообс ушел, напевая под нос полюбившуюся ему «Ойру».
Проходя мимо сидевшего под деревом Розенкранца, он дал ему солидного пинка и громко вскрикнул: его же пинок отдался в его свежей ране. Розенкранц захныкал и поплелся подальше от Мообса.
— Дорогой Фремденгут, — сказал тем временем Фламмери, — хватит играть в прятки!
— Я вас не понимаю, мистер Фламмери… С вашего разрешения, я бы хотел сейчас спуститься вниз с Кумахером и попробовать ликвидировать обоих красных.
— Они не так глупы, чтобы разгуливать на виду у нас, не выставив дозоры… Так вот, Фремденгут, хватит играть в прятки… Ящики — будем называть этоящиками — должны быть пущены в ход…
— Какие ящики? — вмешивается Цератод. — Вы все время что-то от меня скрываете. Я решительно протестую!..
— Идите к черту! — брезгливо отвечает ему Фламмери. — Не мешайте разговору серьезных людей. — Он обернулся к побледневшему Фремденгуту. — Ящики не сегодня-завтра попадут в руки Егорычева. Чтобы предсказать это, совсем не нужно быть пророком.
Фремденгут обмяк. Он раскрывает и закрывает рот, как рыба, выброшенная на берег, и не может выговорить ни слова.
— Зато, если мы их сумеем закопать на месте сегодняшней встречи (они нам предлагают встречу для переговоров), в Священной воронке, то руководящие деятели, головка, мозговой трест всех пяти деревень, включая и Егорычева и Смита, превратятся в ничто, в пар! Цивилизация восторжествует, силы зла будут повержены в прах, покой, мир и благоденствие воцарятся на мятежном острове… Ну, чего же вы молчите?
— Я требую, чтобы мне немедленно было сообщено, что это за ящики и что в них находится! — повышает голос Цератод и тут же хватается за сердце. — Это мое законное право, вы слышите, Фламмери! И мне начинает не на шутку надоедать такое отношение ко мне… Я вторично заявляю официальный и самый решительный протест!..
— Судя по всему, барон, — продолжает Фламмери, словно Цератода вовсе и не существует на свете, — вы привезли ее сюдадля испытания вдали от любопытных глаз. Если это так, обещаю подписать протокол, который вы составите после взрыва… И мистер Цератод, я полагаю, не откажется дать под этим протоколом свою подпись… Ну?
— Я настаиваю! — дошел почти до визга Цератод. — Что вы там такое от меня скрываете?.. Какие ящики?..
И тогда Фремденгут, поняв, что действительно не сегодня-завтра Егорычев раскопает ящики и что отнекиваться и в самом деле бессмысленно, устало и зло отвечает зашедшемуся в крике Цератоду:
— Вы когда-нибудь слыхали об атомной бомбе, мистер Цератод?..
Вот этого уже Эрнест Цератод меньше всего ожидал.
Между тем речь, насколько мы можем сейчас судить, шла не более и не менее как о немецком варианте атомной бомбы, вернее, о ее первом, пробном экземпляре. Перед тем как налаживать серийное производство, надо было произвести контрольные испытания. И тут, когда первая бомба ценой огромных затрат была изготовлена, возникла новая трудность: как произвести испытания так, чтобы о них до поры до времени не узнала союзная разведка? Любое место в самом райхе решительно исключалось — даже в самых пустынных районах было все же слишком людно. Выселять Население? Потребовалось бы обезлюдить такую огромную площадь, что уже это одно привлекло бы самое пристальное внимание союзнической и в первую очередь советской разведки. А ведь именно от русских, против которых гитлеровская атомная бомба должна была быть применена, нужно было особенно тщательно скрывать это «новое оружие». Это требовалось для должного «психологического эффекта». Над вопросом о том, где произвести испытания, бились в германском генеральном штабе еще задолго до того, как был готов пробный экземпляр бомбы. И вдруг одна из «прогулочных» яхт бразильского разведывательно-пропагандистского центра, совсем по другому заданию рыскавшая в пустыннейших и никогда не посещаемых местах Атлантического океана, натыкается на необозначенный на карте идеально уединенный остров с готовым для опытного убоя туземным населением.