Джейк спал на коврике в кухне, он ничего не понимал, но не испытывал неблагодарности, потому что эти первые несколько ночей ему разрешили оставаться в доме. На «Гильден Фарм» он всегда ночевал в сарае, но теперь для Фрэнка была важна компания.
В течение второй недели сентября прибыли овцы Фрэнка — двести кланфорестов, доставленные из Шропшира. В Шотландии и на островах вошла в моду эта порода; если же ты был шропширским фермером, то непременно разводил суффолкских овец — в этом не было никакого смысла, но так уж повелось.
Воздух уже стал холоднее; осень рано пришла на западные острова. Работа была лучшим лекарем скорби, обнаружил Фрэнк. Во многих отношениях он правильно поступил, перебравшись сюда, потому что в этом была какая-то новизна, какой-то вызов. Он уже начал думать о весне, сезоне окота овец.
Единственная преграда стояла на его пути, и он не мог избавиться от мысли о ней. На следующей неделе — годовщина смерти Гиллиан; во вторник ему будет трудно; он смирился с этим и морально подготовился. Это барьер, который он должен преодолеть; а потом жизнь продолжится, потому что он больше не станет огладываться назад каждый день, пытаясь вспомнить, что они с Гиллиан делали в это время год назад. После вторника для него начнется новый цикл.
Этот отсчет пугал его. В воскресенье вечером Фрэнк не стал подниматься в спальню, потому что не мог находиться один в постели, а чтобы переломить себя, ему не хватало силы воли. Вместо этого он задремал в кресле у «Рэйбэрн», потом заснул беспокойным сном и проспал всю ночь. На следующее утро он поднялся с болью в мышцах и в плохом настроении, с той небольшой головной болью, которая обычно усиливается в течение дня. Он не стал завтракать, только покормил Джейка и пошел к овцам. Его приветствовал хмурый, серый день — перерыв в долгой засухе, с моря надвигался туман. Дождя не будет, будет просто уныло и серо весь день. И с каждым часом усиливалось его собственное уныние.
Ему не хватало энергии, он занимался только самыми необходимыми делами, но оттягивал момент возвращения в дом, пока не стало темно. Голода он не ощущал; он едва заметил тошноту, и когда начал меркнуть дневной свет и он пришел домой, то без всякой охоты сделал себе сэндвич с мясными консервами, отдав большую часть Джейку, который стал привыкать выпрашивать у него куски.
Он затопил «Рэйнбэрн», сел рядом; смотрел на убогость обстановки и не видел ее; он знал, что сегодня опять будет спать здесь, несмотря на неудобство, и понял, что страшится завтрашнего дня. Даже собака, казалось, чувствовала приближение вторника и лежала, устроив морду между лап, широко раскрыв глаза, понимающе глядя на своего сгорбившегося хозяина.
Фрэнк пахал, он снова был на вершине поля на «Гильден Фарм», которое резко обрывалось, переходя в узкую полоску. Джейк сидел в кабине и был бы рад оставаться там весь день; все же это работа, хотя вокруг нет овец.
Когда Фрэнк повернул, чтобы перебраться через ведущую вниз борозду, он увидел, как далеко на дороге блеснул «Метро» — это Гиллиан ехала в город за кофе. Ее не будет пару часов; это была прогулка, покупка кофе — лишь ловкий предлог, чтобы поехать в город. Холодок пробежал у него по спине, ему захотелось включить фары, закричать ей, чтобы она не ехала. Бесполезно — его крик потонет в звуках радио у нее в автомобиле, да даже если бы не это, она все равно бы его не услышала. Отогнав дурные мысли, он попробовал сосредоточиться на пахоте. Нудная работа; просто ездишь вверх и вниз, пока не закончишь одно поле и не перейдешь на следующее. Изнуряет скорее духовно, чем физически — уж очень фермерские работы механизированы сегодня.
Он почти наполовину закончил работу, объезжал болотистый участок в середине поля, который ему так и не удалось осушить, когда его внимание внизу на дороге привлекла машина, въезжающая в ворота, белый «Эскорт» с синей мигалкой на крыше, на дверце красные буквы: «ПОЛИЦИЯ». У него перехватило дыхание, он увидел фигуру в синей униформе, стоящую рядом, ему показалось, что полицейскому как будто не хочется идти по вспаханному полю в туфлях. Констебль Прайс — он стоял слишком далеко, чтобы Фрэнк мог узнать его, но это не мог быть никто другой. У Фрэнка пересохло в горле. Он поднял плуг и поехал по диагонали к дороге. Он выключил радио, оно отвлекало. Что надо констеблю? Любая вещь из десяти: «Ты не продлил разрешение на дробовик, Фрэнк». Но он отослал его две недели назад. «Овец воруют. Я подумал, что надо и тебе сообщить, Фрэнк». Все ближе и ближе; так близко, что он видит мрачное выражение лица полицейского. Это недоброе известие. О Боже, я знаю, что ты собираешься сказать! Он схватился за руль, пытаясь включить радио, чтобы заглушить эти ужасные слова, чтобы они никогда не достигли его слуха, тогда этого не случится. Радио замолкло. Тебе надо остановиться, не то переедешь Прайса, сказал он себе. Тормоз, мотор работает, громко шумит, он нащупал ручку дверцы, но не для того, чтобы открыть ее, а чтобы держать закрытой, кабина звуконепроницаемая. Я не хочу этого слышать!