Он невольно стал снова за ними наблюдать. В лучах заката картинка казалась яснее — он даже видел, кто был кто. Они стояли втроем и восхищались делом рук своих, радуясь своим успехам. Он подумал, что Эллен потирает свои руки в садистском восторге, как будто намыливает их в раковине. Психованная идиотка!
Потом они повернулись и пошли к дому. Боже, я не хочу это видеть! Но ему пришлось, как если бы он был автомобилист, проезжающий мимо места дорожной аварии, остановившийся, чтобы взглянуть на кровавое месиво. Их не было несколько минут, а когда они вновь появились, то тащили какой-то длинный, завернутый в ткань предмет; простыня тащилась за ними по грязи. Предмет был тяжелым; он почти слышал, как они охают от напряжения, с трудом продвигаясь с ним к костру.
Они прислонили его к подготовленному костру, потом стали толкать его вверх, словно это было жуткое чучело Гая Фокса, которое нужно было установить на вершине костра. Но это был 'труп, окоченевший труп, тело без гроба. Эллен взбиралась наверх впереди всех, она тянула труп, а Саманта и Дебби толкали его. Кто-то что-то кричал, ветер донес до него неразборчивые слова наставления.
Вот они водрузили тело на самый верх своего неустойчивого сооружения из обломков дерева. Двое влезли наверх, поправили саван на трупе, отдавая последнюю дань уважения покойной. Удовлетворенные, они спустились и еще раз с восхищением оглядели свою работу.
Эллен пошла в дом, наверно, что-то принести; двое других ожидали ее с нетерпением. Две минуты, может быть, три, и вот она появилась, бежит бегом, зажав что-то в руке, передает Саманте. Что-то, что ей пришлось искать. Фрэнк подумал, что это могло быть. Он понял: спички, и дым начал струйками подниматься от подножия костра!
Языки пламени, сначала робкие, все росли, раздуваемые свежим морским ветром, потрескивая, потом добрались до покрышек. Дым начал сгущаться, чернеть, превратился в косой столб, который не мог развеять даже ветер. Он летел по направлению к холму.
Фрэнк закашлялся, когда дым от горящей резины проник к нему в легкие, отошел назад, потому что ферма была уже не видна сквозь приближающееся черное облако. Он поспешил спуститься пониже и стал наблюдать за огромным облаком дыма, быстро растущим во все стороны, как будто намереваясь скрыть остров Альвер и его зло, стыдясь самого его существования.
Сумерки наступили быстро, тяжелые, насыщенные дымом, с вонью горящей резины. Он старался не думать о теле посреди этого ада, о человеческой плоти и костях, которые горели в огне, и их запах был частью этой отвратительной вони.
Густой, едкий туман окутал остров, от него у Фрэнка начало резать глаза и жечь в горле. Он прошел дальше, потому что не мог оставаться на одном месте — ему необходимо было глотнуть свежего воздуха и передохнуть от дыма. Его шатало из стороны в сторону, он утратил способность ориентироваться, он просто шел, не думая о том, что может споткнуться на утесе над Котлом, упасть и разбиться насмерть на скалах.
Сквозь черную мглу показался свет, и он невольно побрел на него, как мотылек на лампу, совершенно утратив контроль над своими действиями. Он уже перестал заботиться о том, что может случиться с ним, его сопротивление иссякло. Он смирился со своей участью как мертвый лист на ветру. Он узнал огни — квадратные окна, освещенные изнутри. Это фермерский дом, он призвал его из этой дымной ночи. И за домом он еле смог разглядеть кучу тлеющих углей; кремация закончена, ветер развеет то, что осталось от Джанет.
Стоя во дворе, он услышал собственный голос, зовущий Джейка. Ты тоже сходишь с ума, Фрэнк, подумал он, вспомнив, что колли не может прийти назад. На миг его охватило горе. Эти женщины принесли смерть на остров; он больше не в силах бороться с ними.
Подавленный, ослабший от голода, он украдкой вошел в дом. Они были там, все три, сидели на диване у окна; Саманта на одном конце, Дебби — на другом, Эллен посередине. Улыбаясь ему, как будто это был самый обычный конец рабочего дня; казалось, они говорили: «Входи, Фрэнк, ты выглядишь усталым. Извини, но ужина нет, у нас нет продуктов. И мы тоже были заняты».
— А, вот и вы, — улыбка Саманты, нотка облегчения в ее голосе могли сойти за искренние. — Мы как раз начали беспокоиться о вас, Фрэнк. Все в порядке?
О, Господи!
Он кивнул. Никакого упоминания о кремации, ни намека на скорбь ни у одной из них. Дочери, сестры, умерли и забыты, так вот, вероятно. Они так дьявольски бесчувственны, это просто ужасно, подумал он.
И печь для выпечки хлеба ярко горит, огонь потрескивает, заслонка открыта, пышет жаром вдобавок к «Рэйбэрн». Он хотел было сказать, что топлива не так много, чтобы его можно было тратить впустую. Но какой смысл?
— Думаю, вам следует зарезать овцу, — бесстрастно сказала Саманта. Ее тон напомнил ему Гиллиан, когда она говорила: «Завтра мне придется пройтись по магазинам, потому что у нас скоро кончится...» Кофе? Поездки, из которых не возвращаются. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул.