— О юная дева, швыряющая камешки, как же тупапау могли видеть Жоно, если у них нет глаз? — засмеялся Меани.
— А кто тебе сказал, что у них нет глаз? — спросила Итиа.
— Если бы у них были глаза, ты бы их увидела. Вот, скажем, прогуливаешься ты по лесу, и вдруг из-за листьев на тебя смотрят два огромных глаза…
— Сохрани меня, Эатуа! — крикнула Итиа, прижимая руку Парсела к своей щеке. — Никогда больше я не осмелюсь одна ходить по лесу.
— Хочешь, я буду ходить с тобой?
Ивоа рассмеялась.
— Перестань дразнить ее, брат, — сказала она.
— А я, — гордо произнесла Омаата, — я тоже считаю, что тупапау боятся Жоно. На Жоно действительно страшно смотреть. Он огромный, как акула, и все тело у него в рыжей шерсти.
— Верно, — подтвердила Итиа, — с Жоно я тоже ничего не боюсь. Даже здесь, на незнакомом острове.
— Даже в лесу, — подхватила Ивоа.
— Жоно не человек, а скала, — произнесла Итиа, повысив голос. — Он совсем красный.
Парсел глядел на говоривших с улыбкой. Таитяне в совершенстве владеют искусством из всего на свете извлекать удовольствие и пугают-то они себя лишь для того, чтобы приятнее было убедиться в нелепости собственных страхов.
Взглянув на солнце, Парсел вынул руку из рук Итии, поднялся и, нагнувшись, подобрал с земли ружье. Хант и Меани последовали его примеру.
— А как же Авапуи? — спросила Итиа.
Парсел махнул рукой, а Меани обратился к девушке все так же лукаво:
— Пойдем со мной, Итиа. Давай их поищем.
— Нет, — отрезала Итиа. — Я хочу остаться с Адамо.
Догнав Меани, шагавшего во главе отряда, Парсел спросил:
— Ну что ты скажешь об этом острове, Меани?
— Это нехороший остров, — не задумываясь ответил Меани. Плодородный, но нехороший.
— Почему?
— Во-первых, — сказал Меани, выставив большой и средний пальцы правой руки, — здесь нет лагуны. Значит, во время шторма нельзя будет ловить рыбу. Во-вторых, хижины придется строить в северной части из-за посевов и тени, а поток течет в противоположной стороне. Каждый день ходить за водой, час туда и час обратно.
— Да, — проговорил Парсел, — ты прав.
Он посмотрел на Меани и был потрясен вдумчивым, сосредоточенным выражением его глаз. Какое у него все-таки удивительное лицо! Мужественное и одновременно чем-то женственное, смеющееся и вдруг через мгновение серьезное. Мэсон считает таитян детьми, и все-таки не капитан, а Меани сразу подметил все неудобства острова.
— Ты будешь жалеть, что поехал со мной, — проговорил, помолчав, Парсел.
Меани повернулся к нему лицом и торжественно изрек:
— Лучше этот остров, где у меня есть друг, чем Таити без моего друга.
Парсел даже смутился. «Как глупо, — тут же мысленно одернул он себя. — Просто в Англии не принято выражать вслух свои чувства, да еще столь красноречиво. Но какое право я имею подозревать Меани в неискренности? Ведь он ради меня покинут родной остров».
Вдруг он услышал над самым ухом звонкий смех и поднял глаза.
— Почему ты смущаешься? — сказал Меани. — Ты же знаешь, что я сказал правду, и все-таки смутился.
— Таких вещей перитани не говорят, — краснея, признался Парсел.
— Знаю, — подтвердил Меани, кладя ему руку на плечо. Все, что приятно слушать, они не говорят. И все, что приятно делать… — Он фыркнул и добавил: — Делать — то делают, но кривляются.
Парсел засмеялся, и Меани вслед за ним. Как славно шагать вот так плечом к плечу по этой рощице, то в густой тени, то солнечными прогалинами!
Не замедляя шага, Парсел с улыбкой оглянулся на Ивоа, и еще долго перед ним стоял взгляд ее огромных голубых глаз. Когда они нынче утром отправлялись в поход, таитянки, оставшиеся на судне под началом Мэсона, обещали приготовить к обеду дикую свинью на пару, и Парсел, приближаясь к «Блоссому», с удовольствием втягивал в себя горьковатый запах костра. От голода приятно подводило живот, и он невольно ускорил шаг. Вдыхая полной грудью удивительно чистый воздух, он вдруг почувствовал себя молодым, легким, счастливым, бодрым; стоит казалось, сделать ничтожное усилие — и оторвешься от земли Временами его плечо задевало плечо Меани, и это беглое прикосновение отдавалось во всем теле теплой волной. Остров был прекрасен, он весь благоухал, весь сверкал в переливах птичьих крылышек. Какой-то новый мир открывался ему. И было радостно владеть этим миром.
— Э, Адамо, э, — вдруг проговорил Меани, — на тебя приятно смотреть!
— Надеюсь! — откликнулся Парсел.
Ему хотелось сказать: «Я счастлив», но эти слова не шли с его губ. И вместо того чтобы признаться другу в своих чувствах, он быстро и смущенно пробормотал:
— А знаешь, Меани, насчет воды ты прав. Это действительно большое неудобство. Но сам я этого не заметил. Я думал о другом: по-моему, остров слишком мал.
— Нет, — улыбнулся Меани. — Не такой уж он маленький. Тут есть множество уголков, где можно поиграть в прятки. Но лицо его тотчас приняло серьезное выражение, и когда он заговорил, в голосе его прозвучала тревога:
— Нет, Адамо, он не такой уж маленький, если жить в мире.
— Что ты хочешь сказать? Что перитани и таитяне должны жить в мире, или все мы вообще должны жить мирно?
— Все должны жить мирно, — подумав, сказал Меани. Но сказал не совсем уверенно.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Поселок, план которого Мэсон набросал на следующий день после прибытия «Блоссома», представлял собой ромб правильной формы, четыре угла которого соответствовали четырем странам света. Стороны ромба образовывали «проспекты поселка» (так окрестил их Мэсон), а хижины были расположены за пределами ромба перпендикулярно к его оси, идущей с севера на юг, на равном расстоянии друг от друга, и все до одной обращены фасадом на юг. Каждая хижина, таким образом, стояла в стороне от тех, что находились позади, не закрывая ни вида, ни солнечного света.