— Судно идет под британским флагом. Это фрегат.
— Трубу! — беззвучно бросил Мэсон.
И вырвал подзорную трубу из рук помощника. Парсел на минуту прикрыл глаза ладонью и, когда отнял ее, увидел взволнованные лица матросов, обращенные не в сторону фрегата, а к Мэсону.
— Совершенно верно, — подтвердил капитан.
Напряжение достигло предела, молчание стало непереносимо тяжелым.
— Лейтенант, — обратился Бэкер к Парселу, — как вы думаете, это нас он ищет?
Парсел молча посмотрел на говорившего. Бронзовое правильное лицо Бэкера казалось невозмутимо спокойным. Только нижняя губа порой судорожно подергивалась. Парсел не нашелся, что ответить. Он с удивлением заметил, что у него самого трясутся ноги, и, напружив мускулы, старался побороть эту дрожь.
— Плевать мне, ищет он нас или нет, — проговорил Маклеод в внезапном приступе ярости. Кадык его судорожно дернулся на жилистой шее, и он добавил: — Одно я знаю: он нас найдет!
После этих слов снова воцарилось молчание. Фрегат! Разве они смогут сопротивляться фрегату? Парсел оглядел матросов. Лица их были бледны даже под загаром, но никто, кроме Смэджа, не выказывал своего страха. Глаза Смэджа совсем вылезли из орбит, нижняя челюсть отвисла, и он безотчетным движением непрерывно потирал руки.
Парсел присел под низенькой пальмой. Он прибежал на берег, не успев одеться, и сейчас, в штанах и рубашке, чувствовал себя не особенно уютно. Дул сильный северный ветер, а джунгли здесь, с восточной стороны утеса, были такие густые, что не пропускали солнца. Засунув руки в карманы и съежившись, он напряг мускулы спины. В эту минуту он случайно посмотрел на собственные ноги. Дрожь не унималась.
Он проглотил слюну и огляделся. Все взоры были устремлены сейчас на море. Парсел вздохнул поглубже, оперся рукой о землю, и пальцы его нащупали сталь ружья. На острове ружей было вдвое больше, чем людей, и Мэсон распорядился разложить весь их арсенал на стволе поваленной пальмы, чтобы оружие не за — ржавело от соприкосновения с сырой землей.
— Осторожно, — сказал Бэкер, заметив движение Парсела, — ружья заряжены.
Парсел пожал плечами. Что за безумие! Ружья против фрегата! Лично он ни за какие блага мира не согласится выстрелить в человека, кто бы он ни был. Он взял ружье, первое, на которое натолкнулась рука, положил его к себе на колени и стал рассматривать с внезапным чувством любопытства. Какая жалость, что оружие предназначено для варварских целей… На славу сделанная вещь! Приклад был массивный, полированный, выточенный из прекрасного дерева, металлический ствол матово и как-то успокаивающе поблескивал. Парсел ласково провел рукой по прикладу и с удовольствием ощутил тяжесть ружья на коленях.
— «Я понимаю, что можно любить ружье, — подумал он, — ружье изящно, оно создано для мужской руки. Люди, которые изобрели эту адскую штуку, сумели ее облагородить». Он снова погладил приклад, снова почувствовал на коленях его теплую дружелюбную тяжесть. Дрожь в ногах прекратилась.
Мэсон опустил трубу, обвел глазами матросов и глухо произнес :
— Он держит курс на остров.
В течение нескольких секунд все молчали, потом Маклеод вполголоса произнес:
— Теперь нам каюк!
Все взгляды обратились к нему. А он сделал правой рукой жест, как будто надел на шею петлю, потом весь вытянулся, словно повис на воображаемой веревке, уронил голову на плечо, высунул язык и выкатил глаза. Маклеод и без того походил на труп, поэтому мимическая сценка произвела на присутствующих немалое впечатление. Матросы отвернулись. Мэсон побагровел, заморгал, угрожающе нагнул голову и, ни на кого не глядя, произнес с такой силой, что каждое слово будто взрывалось в воздухе:
— Меня-то они живьем не возьмут!
И вскинул голову. В глазах матросов он прочел одобрение. «Я их вождь, — с гордостью подумал он, — и они ждут от меня спасения».
— Капитан, — проговорил Парсел, — не дадите ли вы мне подзорную трубу?
Мэсон отдал ему трубу и, тут только заметив ружье на коленях лейтенанта, подумал: «Уж если такой ягненок, как Парсел…» Волна гордости подхватила его. Ему вдруг почудилось, что остров — это корабль, а сам он — командир корабля; сейчас он прикажет экипажу напасть на фрегат, и от вражеского судна останутся лишь обломки… Никогда еще жизнь его не была столь полна… «Уничтожить фрегат! — яростно подумал он. — Пусть меня убьют. Уничтожить! Важно лишь одно — уничтожить его!»
— Капитан! — произнес Уайт.
Метис славился своей молчаливостью, и все с удивлением оглянулись на голос. Да и сам он, видимо, удивился, растерянно обвел глазами матросов и замолчал в нерешительности. Парсел отметил про себя, что Уайт, как и таитяне, от волнения не бледнеет, а становится серым.
— Капитан, — собрался с духом Уайт, — вот что я подумал. Море здесь глубокое, да еще сильный накат, возможно, фрегат не решится послать шлюпку неверную гибель.
— Не решился бы, не будь здесь «Блоссома», — заметил Мэсон.
И правда, никто не вспомнил о «Блоссоме». А «Блоссом» выдавал их с головой. Лишенный мачт, оснастки, просто голый остов бывшего судна, «Блоссом» торчал у берега как раз там, где можно было причалить, и видно его было издалека.
— Капитан! — начал Бэкер.
Но тут Маклеод вдруг издал такое злобное рычание, что Бэкер осекся. После удачно разыгранной мимической сцены повешения Маклеод сидел с равнодушным видом, как бы желая показать, что его ничуть не интересует ни грозящая им опасность, ни споры товарищей. Он растянулся на спине, закинув руки за голову, полузакрыв глаза, а ружье положил рядом с собой.
— Что ты сказал? — недружелюбно спросил Бэкер, кинув на Маклеода взгляд блестящих карих глаз.
— Сказал, что есть парни, которые назавтра забывают, что сами постановили вчера, — презрительно бросил Маклеод.
Бэкер покраснел под бронзовым загаром. Он действительно назвал Масона «капитаном», но ведь сегодня все его так называли, а Маклеод привязался почему — то к нему одному. Он пристально поглядел на Маклеода. Он ненавидел Маклеода, презирал себя и не знал, что ответить.