Здесь лежали расколотые ракушки, ближе к лесу — маленькая шкурка банана, темно-желтая, в черных пятнышках.
"Ну вот и Пятница объявился. Людоед, наверное."
— Не гвоздь виноват, а ты виноват… Мудак криворукий!
— Сам мудак!
— А ты, а ты!..
Гвоздь, приставленный к твердому бамбуку, тут же согнулся.
— Видишь? Я же говорю…
Приходилось самому себя ругать, оправдываться, спорить. Сначала это было весело.
Когда-то был простой, на первый взгляд, замысел: сложить сруб из бамбуковых стволов, примитивный домик, непременно с камином.
"А вместо двери пусть коврик из травы… сплетенный из травы… И на окнах пусть? Пусть что-нибудь висит."
Постепенно замысел становился все скромнее.
В глубине острова тоже кто-то стучал.
"Эхо", — Подняв руку с занесенным камнем, он еще долго слушал, как некто суетливо и нервно колотит вдали. Сейчас тяжким длинным болтом он выпрямлял скрючившиеся гвозди, добытые из ящиков, тихонько матеря Робинзона Крузо. Оказалось, что многое, описанное в книжке, в реальности вдруг стало невероятным.
"А гвозди где взял, козья морда?.. И кто же тебе бревна таскал? Таинственно умалчиваешь."
Странно и как-то совсем некстати звучал звон железа на этом безлюдном острове, среди джунглей, живущих сами по себе.
"Деревянный, каменный, земляной, ну, еще, водяной, мир…"
Оказалось, что внутри окончательно атрофировалось естественное для человека желание делать что-то своими руками.
"Хронические настроения переходят в хронические пороки… Обратите внимание — это Мамонт. Феноменален тем, что за жизнь не создал ни одного предмета."
Наконец, Мамонт отбросил камень.
"Говорил я тебе!"
С этого края райские сады уже были испохаблены Мамонтом. В свой первый день на острове он обнаружил, что в этом овражке не по-местному скромные деревья с зелеными стволами, немного похожие на осины, — это бамбук, много бамбука. Никогда Мамонт не думал, что он бывает таким высоким.
Сегодня утром он нарезал кровельными ножницами самые тонкие стволы, наломал, нарубил все, что смог, что еще как-то поддавалось. Сейчас оказалось, что этого мало…
Поднял на плечо бамбуковое бревно, самое большое из этих тонких, крякнул, поволок к берегу.
"А еще говорят, что бамбук — трава. Все здесь не как у людей."
Сзади кто-то захрустел, пробираясь сквозь заросли, не отставал.
"Туземцы… Земцы, туземцы. Сволочи."
Сегодня ночью Пятница опять побывал на стоянке Мамонта и даже наложил у очага гнусную кучку.
Вокруг ящиков Мамонт густо навтыкал в землю бамбуковые жерди: ряд, другой, третий. Получилось три широких, хотя и не слишком устойчивых, стены. Все это шаталось и угрожало когда-нибудь придавить его. Оставшиеся тонкие верхушки бамбука навалил сверху, в качестве крыши.
— Зато досрочно и с экономией материала, — пробормотал он. — Тело мастера боится.
В зарослях опять кто-то зашевелился. Мамонт, разжигавший костер, вскочил на ноги:
— Эй вы, пятницы! Сейчас я вас гарпуном! Из ружья, видишь?.. Смотри и бледней, черномазый!
В кустах заверещали, засмеялись странным кашляющим смехом.
Среди продуктов, оставленных Белоу, были, в основном, какие-то непонятные порошки. Порошки разного вида, цвета, сладкие, безвкусные, всякие, Мамонт ссыпал в скорлупу кокоса, разводил водой из ручья, водой из океана солил, варево он нагревал, опуская в него раскаленный камень, обвязанный проволокой. День, отданный быту, прошел совсем быстро.
"После скромного ужина скромный ночлег. Смертельный номер! — подумал он, осторожно влезая в хижину. — А ведь это мой первый в жизни дом," — пришла вдруг мысль.
"И от недружеского взора счастливый домик сохрани".
Между стволами пальм низко висела ясная отчетливая луна. Сейчас он заметил, что здесь она золотистого цвета.
"Волчье солнце! — вспомнил Мамонт. Местной луне не шла такая кличка. — Я Миклухо-Маклай, человек с Луны!"
Он лежал, глядя вверх… Сквозь дыры в крыше были видны крупные звезды. Почему-то всплыли в памяти ночные городские окна — вот они — прямоугольники света, висящие высоко в темноте, будто сами по себе. Никто не замечал, как это странно выглядит. И он не замечал. Существует ли сейчас вообще все это?
За стеной, в темноте, пели, старались, дикие сверчки. От ощущения крыши над головой почему-то нашло умиротворение:
"Зарежут меня этой ночью пятницы."
Стоило закрыть глаза и перед ним поплыли стволы деревьев, скрученные лианы, цветы, листья, бесконечное количество, море, листьев.
"А как же налог?.. — пришла вдруг мысль. — За каждое дерево? Сколько здесь деревьев? Миллион?.."