По лицу пробежала подвижная тень пальмы. Ночью было прохладно, сегодня опять Мамонт больше ворочался, чем спал. Отсыпался он под жарким дневным солнцем, на берегу, на коралловом песке, поставив на грудь транзистор.
"Отделился от культуры. Навсегда. Теперь само слово такое будет ненавистно… В больницу что ли сдаться по тюремному обычаю? — Он возвращался по другой стороне Невского проспекта, шел по Аничкову мосту, мимо позеленевших коней. Возвращался куда? Нужно как-то сделать, но как?.. какое-то сверхусилие, совершить побег из этой жизни. — Может в экспедицию геологическую заполярную какую-нибудь?"
"Вроде не по-японски получается. Гекзаметр какой-то…"
Бредущий по Невскому проспекту Мамонт давно испытывал необычное ощущение, будто кто-то хватает его за пятку. Выяснилось, наконец, что отклеилась и хлопает на ходу подошва. Здесь, на Аничковом мосту, она оторвалась окончательно. Мамонт шел, стараясь обходить плевки, ощущая голой пяткой холодный и грязный ленинградский асфальт, глубинный болотный холод под ним. До сих пор он не замечал, что плевков на этом асфальте так много. — "Во жизненный путь, блин".
"…Босиком по Руси?" — В самом начале пути исчезла охота. Пока еще оставалась возможность в виде денег сопротивляться ударам судьбы. Остатки возможности. Ближайшим спасительным магазином оказался "Военторг".
"Если денег на капитальную, более-менее, обувь хватит, тогда двинусь на север, — загадал он, — а если только на тапочки, тогда — на юг."
Оттуда он вышел в красных резиновых сапогах, кажется, женских, — это оказалось самым дешевым в магазине из обуви. Остался последний юбилейный рубль и еще какая-то медная мелочь.
"Нету денег для полета", — Глядя на неуместно празднично сияющие сапоги.
Дальше был Московский вокзал, единственная знакомая достопримечательность в этом городе. Здесь как-то естественнее было убивать время. Не было смысла возвращаться в общагу. Там осталась очередная, ненужная уже, трудовая книжка и еще какое-то совсем уже барахло.
Мамонт брел куда-то среди суетящейся толпы, самый медленный здесь, не ощущая бесполезного времени, будто очутился в безвоздушном пространстве. Один такой среди спешащих людей, словно только снаружи человек. Толпа обтекала его, задевая чемоданами. Когда-то почему-то нужно будет стать таким же, объединиться в общей суете.
"Пора куда-то возвращаться. На какой-то туманный Север, к каким-то туманным геологам," — Но никаких геологов не было видно. Что-то должно было измениться, какая-то случайность заполнить эту пустоту. Но ничего не случалось.
В голове шумело, он уже успел пропить оставшийся рубль с вокзальной нищенкой. Из приоткрытых окон стоящих поездов пахло углем и мочой. Волнующий запах странствий. В безлюдном вагоне где-то звенел пустыми бутылками проводник. В туалете с распахнутой дверью — угольное ведро на полу. Здесь же обнаружился неполный пузырек одеколона и даже стаканчик для бритья. Это Мамонт счел добрым знаком. Разбавленный водой, зеленый одеколон превратился в мутно-белую жидкость. Отвратительный напиток обжег горло, он торопливо подставил рот под струю воды.
Мутный спирт прижег какой-то нерв, сбил настройку. Для него, сидящего здесь, все вдруг приобрело необычную ясность, ледяную четкость, будто на картине Рокуэлла Кента: строения за окном, старуха с чемоданом и в шляпе с пластмассовыми вишнями, другая старуха, толпа наркотически отчетливых людей. Что-то прокаркал гигантский голос, мир вдруг раздвоился, картина за оконным стеклом сдвинулась и поплыла, быстро изменяясь, вторая часть осталась неподвижной: раковина, дверь с круглой ручкой и он, сидящий на унитазе. Что-то окончательное, то, что навсегда, есть в отходе поезда.
"Мудак ты. Мудак без определенного места жительства."
Непонятно сколько времени он сидел здесь. Дверную ручку несколько раз дергали, стучали. Он почти протрезвел, но выйти было вроде как некуда. Снаружи его как будто ждали, но не так как надо. Наконец, уверенно заскребся железнодорожный ключ. За распахнувшейся дверью стоял пузатый мужик в сером потертом кителе и форменной фуражке, молчал.
— Ладно, ухожу, — наконец, независимо произнес Мамонт. — Дай пройти-то.
"Вот и повторение Эрмитажа. Вторая серия."