Дуглас не понимал главного, не видел смысла во всем происходящем. Подбор очередного «испытуемого» и постановка нового «действа» требовали колоссальных усилий и не малых средств, но бывали случаи, когда спектакль проваливался на начальной стадии. К тому же чаще всего «неофит» после «Суда» становился судьям, просто не интересен. Дружеские отношения «Жрецы» сохранили с очень небольшим числом испытуемых. Все они любили Бет де Гре. Все они были теперь высокопоставленными чиновниками Британской империи. Но все без исключения прошедшие испытание до конца, больше всего стремились к дружбе с роковыми красавицами и их жестоким родственником. Это оставалось для Дуга загадкой, тем более, что все это он сам видел на примере близкого друга.
Личное знакомство с Теодоракисом и его подручными только подтвердило, что в достижении поставленной цели «Жрецы» не будут стесняться в любых доступных им средствах, и Дуглас прекрасно понимал, что их необходимо было окончательно в этих средствах ограничить.
Он спокойно ждал своего часа, подспудно сознавая, что близость его доставляет ему неожиданное удовольствие – удовольствие от сознания, что, наконец, появилась надежда избавиться от казалось неизлечимой болезни. А пока у него было время вспомнить, о том, что свело их всех на этом дышащем летним зноем каменистом островке. Судьба к нему теперь благоволила, но если бы не та случайная встреча в конце октября прошлого года, остров и все, чем они владели теперь, могло остаться только сказочным миражем. Впрочем, утро 31 октября 1953 года не сулило ему ничего хорошего.
Новый день и опять все то, что он так ненавидел. Лондонская осень. Мелкий нудный дождь. Проклятая серая пелена туманов, пропитанная всепроникающей сыростью и запахом каменноугольной гари. Ковер мокрой опавшей листвы, жалкой в своем ежегодном увядании, как брошенные на волю дождя и ветра, когда-то роскошные декорации, теперь никому не нужной пьесы. Такие же сумрачные, как осенний день лица прохожих, мокрые зонты и ощущение, что солнца здесь уже больше не будет никогда.
Дуг много часов бесцельно бродил по городу, прекрасно понимая, что решить его проблему может только случай. Продажные греки слукавили в очередной раз. Бумаги полученные из Афин, казалось должны были бы обрадовать. Официальное согласие и все прочие документы на покупку острова были у него в руках, но теперь остров казался еще недоступнее, чем когда-либо.
Насмешка судьбы, а скорее треклятого чиновника заключалась в том, что пока бумаги тащились по лабиринтам афинской бюрократии, стоимость острова увеличилась в десять раз. Найти пол сотни тысяч фунтов стерлингов для Дуга было затруднительно. Денег скопленных за годы службы империи, хватало на многое, но не на такую покупку. Выходом из положения была бы продажа калифорнийского поместья, но он давно дал себе зарок, что продавать поместье, и тем более лондонский дом, будет только в самом крайнем случае. Впрочем, такой крайний случай был не за горами - срок выплаты стоимости острова истекал в начале следующего года. И хотя он был абсолютно уверен, что претендентов на этот клочок земли, тем более по указанной цене, не найдется, торги, аукционы и вообще какой либо интерес к острову необходимо было исключить.
Первый раз Остров Дуг увидел в октябре сорок четвертого года с борта самолета, заходившего на боевой курс для выброски десанта. За несколько минут до этого очередная волна английских бомбардировщиков, в который уже раз перепахала остров ковровым бомбометанием. Последние, слабые признаки сопротивления немцев добивались сосредоточенными ударами корабельной артиллерии. Он командовал спецотрядом «коммандос», который стал острием десанта шедшего на штурм островной базы.
Раздался сигнал из кабины пилотов и его парни устремились к земле. Уже делая шаг в пустоту за бортом самолета, он отчетливо увидел: Плывущие купала парашютов на фоне дыма горящих строений и фонтанов огня и щебня поднимаемых последними разрывами снарядов. Десантные корабли, на голубовато-серой глади моря, устремившиеся к единственной гавани острова. Не естественно мирную, тронутую осенними красками зелень на вершине горы, тем более странную на фоне хаоса разрушений царившего на нижнем плоскогорье.
Шелковый хлопок, развернувшегося купола парашюта, привычным рывком замедлил падение. С еще значительной высоты Дуг видел, как его «коммандос» сразу после приземления разворачиваются в боевые порядки, готовясь к решающему броску. Прикидывал, где удобнее приземлиться, чтобы сразу начать руководить операцией. Отметил про себя, что немцы даже не пытаются встретить десант огнем. И тем неожиданней была череда мощных взрывов опоясывавших остров со всех сторон. Первой мыслью было, что по уже испытанной нелепости войны корабельная артиллерия продолжила обстрел, но над кораблями не было, ни облачка, а взрывы продолжали вздымать пласты земли на плоскогорье и в районе горной дороги к вершине.
На глазах наступающих англичан, немцы подорвали практически все сооружения базы, представлявшие, хоть какую ни будь ценность для союзников. Оказались взорваны не только здания и подземные ангары аэродрома, были уничтожены остатки береговых фортов, зенитные комплексы, обширные участки горной дороги. В щебень и искореженный метал, были превращены все жилые и административные помещения, складские пакгаузы, транспортные и подъемные механизмы, как в гавани, так и на плоскогорье.
Судьба гарнизона была очевидной - ни одного живого защитника острова англичанам увидеть так и не довелось. Немцы, а вернее их командиры предпочли гибель английскому плену. Правда, несколько позже, при подведении итогов операции на флагманском авианосце, Дуг узнал, что командиры все же умирать не собирались. Примерно через час после гибели базы, английские самолеты-разведчики засекли в районе острова немецкую подводную лодку, стремившуюся ускользнуть из района боев, и совместными усилиями авиации и кораблей потопили ее. Ничего более значительного в районе острова с тех пор не происходило и координаты гибели субмарины оказались последней памятной записью в дневнике Дуга о боевых действиях англичан в районе острова.
Операция закончилась неожиданно быстро. Но инерция армейского приказа гнала волны транспортных самолетов, сбрасывавших на остров тонны военных грузов. Заставляла морских пехотинцев нести заметные потери в кораблях и людях при прорыве через минные заграждения в гавань, а потом карабкаться на неприступные береговые кручи острова.
В общем, бессмысленная суета вокруг острова продолжалась еще около недели, пока где-то в верхах не решили, что после уничтожения базы и гарнизона, этот клочок суши никакой реальной ценности для англичан не представляет. Однако к этому времени остатки взлетной полосы и все свободные площадки в гавани были завалены ставшим вдруг никому не нужными армейским имуществом. Высадившиеся войска начинали обстоятельное обустройство планировавшейся базы.
Приказ остановил нелепую деятельность. Морская пехота поспешно возвращалась на корабли. Грузы, завезенные флотом в гавань, с проклятьями и опять не без потерь вывезли, но все, что сбросила авиация вывезти оказалось практически не возможно, вниз в гавань удалось спустить только самое ценное из легкого вооружения и снаряжения. Вся громоздкая техника и грузы были оставлены до лучших времен, а в результате оказались брошены навсегда.
В конце октября пришел приказ о полной эвакуации войск с острова. На плато оставались еще значительные материальные запасы, но видимые разрушения были столь велики, а транспортировка чего-либо с острова или тем более постоянное снабжение его представляли такие сложности, что командованием было принято решение о нецелесообразности дальнейшего использования его в военных целях. На архипелаге и в самой континентальной Греции было достаточно военных баз, общее состояние которых было несравненно лучше, а размещение войск для развития дальнейших операций удобнее, чем на острове. К тому же стратегические цели поставленные перед наступающими английскими войсками не оставляли времени для внимания к разрушенной базе, к тому же оказавшейся в крайне неудобном месте.