Его дед! Так от него скрыли, как он умер!.. И все-таки не может быть! Прежде всего, он никогда так не одевался. И потом у него совсем иначе были подстрижены усы… Да и никогда бы он не позволил себе такой нелепый жест: он был очень спокойным и уравновешенным человеком. Характер — не сахар, ничего не скажешь! Все ему подчинялись. Но когда он гневался, то только сжимал кулаки… Менги до сих пор не забыл о некоторых сценах между дедом и отцом… Как раз после одной из таких ссор его дед решил уехать… Менги поднял глаза. Может, этот указующий перст означал, что и его самого гнали прочь?.. Он опять почувствовал себя виноватым, как в детстве, когда дед останавливал на нем свой полный ярости, нестерпимый взгляд и говорил: «Опять глупости натворил!» И как давным-давно, ему захотелось ответить, залившись краской стыда: «Да, дедушка». Он отвернулся от статуи. Не стоит все-таки реагировать как мальчишка. Не будет старик ему портить радость возвращения. Но в душу уже закралось чувство тревоги. Может, из-за того, что перст указывал куда-то, где простирался город. «Убирайся… Нет тебе тут места…» Курам на смех! Твердой походкой Менги направился к гостинице. Схватившись за дверную ручку, обернулся, бросил взгляд на старика, застывшего в грозной позе, пожал плечами и вошел. Никого не было.
Тогда Менги заметил открытый люк подвала. Появилась мужеподобная голова в чепце с козырьком. Женщина медленно поднялась, закрыла люк.
— Что угодно?
Она подозрительно разглядывала его с головы до ног, и Менги испугался, что его выпроводят обратно, вышвырнут на площадь, где уже наступала ночь.
— Меня зовут Жоэль Менги, — сказал он. — Я внук старого Жильдаса… Я вернулся.
Видно, он был похож на привидение, так как женщина смотрела на него с нескрываемым ужасом.
— Огюст!.. Эй!.. Поди-ка, посмотри! — крикнула она.
В глубине помещения показался мужчина неопределенных лет в толстом свитере.
— Угадай, кто приехал?.. Сын Менги.
Человек подошел так проворно, как только мог, — он сильно хромал. Уставился на Менги.
— Я могу показать документы, — добавил тот.
Он предъявил удостоверение, паспорт: оба покачали головой.
— Ну и ну… — пробормотал мужчина.
— Я вернулся на родину, — объяснял Менги, пытаясь вызвать к себе немного симпатии, тепла. Знаете ведь, как бывает! Ездите вы по свету, думаете, что забыли, но вот в один прекрасный день… Вы позволите мне переночевать, господин Миньо?
— Я не Миньо, — сказал человек. — Миньо умер пять лет назад… Садитесь… Моя фамилия — Ле Метейе… Мы открыли дело, когда со мною случилось несчастье.
Он повернулся к жене:
— Принеси-ка нам кувшинчик… Так вот оно что, вы Менги… Вот так штука… Ваш дядюшка знает, что вы здесь?
— Так у меня еще жив дядя?
— Ну конечно… Фердинанд… Его еще зовут Канадцем.
— Я его никогда не видел… Лучше знал другого, Гийома… Да и то не уверен, что узнаю его.
— Вам это не грозит. Он тоже умер. Скоропостижно… от сердца… — сказал трактирщик.
Женщина поставила перед ними кружки. Мужчина наполнил их сидром.
— За ваше здоровье. Вам, наверное, не часто приходилось пробовать такой напиток… Чем же вы там занимались?
Менги, повернув голову, указал на саксофон.
— Я музыкант.
— На жизнь-то хватает?
— Не слишком, — признался Менги.
— Здесь, знаете, не до музыки, времени нет, — добавила женщина.
— К тому же какие балы с нашим священником! — продолжал трактирщик. — Впрочем, вы должны его знать… Галло… Он уже был здесь, когда вы уехали?
— Мы с отцом уехали в 45-м, — уточнил Менги.
— Тогда нет. Он приехал в 47-м, но он здешний. Вы ведь помните семью Галло?
— Я был слишком мал, почти все позабыл.
— А что стало с вашим отцом?
— Умер, — промолвил Менги.
Он не посмел добавить: умер в приюте, как нищий. После того как скитался вместе с сыном по городам и весям, по злачным местам. Но это была тайна Менги. Первая тайна. Вторая была еще более постыдной. Сколько предков Менги пили до его рождения, так что он вынужден был вообще воздерживаться от алкоголя. Довольно было стаканчика виноградного вина, чтобы он пьянел. Словно капли мюскаде от рождения бродили в крови. Это было увечье, подобное зобу, или базедовой болезни, или заячьей губе. Но так как об этом никто не знал, его нередко заставляли пить, — ведь вокруг пили все, и воздержание злило. Когда он пьянел, то впадал в черную меланхолию. Плакал, как сумасшедший, лез в драку…А потому он старался не пить спиртного. Чувствовал, что начинает хмелеть от легкого сидра.