– Ты влюблена в него?
– Да.
– А говорят, что нет.
– Я знаю.
– Ты права. Это не имеет значения…
Когда Энрике пригласил меня на танец, окружающий мир перестал существовать. Все, кроме нас. Я прижалась щекой к его щеке и закрыла глаза. От него пахло вином.
– Ты сводишь меня с ума.
– Я тоже схожу с ума.
– Повтори еще раз, умоляю. Вдали от тебя я чувствую себя старой и некрасивой и страшно не уверенной в себе… Пожалуйста, скажи, что любишь меня.
– Люблю тебя.
– Повтори еще.
– Люблю тебя.
– Обними меня покрепче. Еще крепче.
– Я люблю тебя, Клаудия.
– Скажи, что прощаешь меня.
– Я прощаю тебя.
– Любимый… Любимый мой.
Пластинка кончилась, и надо было расстаться. Все полетело кувырком. Дул береговой ветер, напоенный ароматом жасмина. Я села на галерее между Селией и Эллен, пришел Джеральд с флягой виски и угостил нас.
Рафаэль танцевал рок-н-ролл с Лаурой, мимо нас прошел карлик и подмигнул Эллен. Селия смеялась со своим парнем. За ними угрюмо наблюдал Грегорио, потом вдруг поднялся и остановился перед Хорхе.
– Как вам понравилось в тюрьме? Вам не хочется вернуться туда?
– Нет, – простодушно ответил Хорхе.
– Тогда будьте поосторожней. Человек – единственное животное, которое дважды спотыкается об один и тот же камень.
Наступило короткое молчание; Хорхе смотрел на Грегорио, а тот, казалось, был на грани нервного припадка. Он был пьян и дышал тяжело. Селия взяла Хорхе за руку.
– Потанцуем?
Они отошли, и Грегорио, словно тюк, рухнул на стул. Будто земля ушла у него из-под ног. Я едва сдержала смех и пошла сообщить обо всем Долорес.
Она пикировалась с Романом и не слушала меня. В баре сидел какой-то косоглазый молодой человек в очках, и Энрике церемонно представил нас.
– Габриель Баррас. Сеньора Эстрада, большая поклонница вашего таланта…
Он оставил нас, и молодой человек, откашлявшись, надулся как пузырь.
– Вы читали «Напрасный зов»?
– Нет.
– А… «По ту сторону бриза»?
– Я ничего не читала.
Последовала долгая пауза. Прерывающимся голосом молодой человек назвал несколько стихотворений, опубликованных в антологии.
– Я не знаю ваших писаний, – сказала я. – Энрике пошутил.
Оставив его наедине с уязвленным тщеславием, я налила себе еще виски. Исабель неугомонно трещала с подружками. Дон Агапито беседовал с Лаурой. Ко мне подошел Рафаэль и пригласил на танец.
– Сегодня вечером я ждал звонка Хавиера и вдруг подумал вот о чем: если я получу назначение в Вашингтон, мы могли бы провести несколько деньков на Азорских островах. Они у нас на пути. Как ты думаешь?
Он говорил небрежно, словно о чем-то незначащем, и я ничего не ответила.
– По всей вероятности, я до субботы должен побывать в Мадриде. О билетах позабочусь сам. Не то, чтобы мне здесь не нравилось, скорее наоборот… Но я думаю, что нам обоим не мешает съездить куда-нибудь. Что ты на это скажешь?
– Ты обратил внимание, что в Торремолиносе я не пробыла и недели?
– Возможно, нам еще долго не представится случая попутешествовать… Я думал, тебе будет приятно сменить обстановку, солнце и климат.
– Ты мог подумать об этом раньше. Дом снят до сентября. Это невозможно.
– Мы уступим его Марии-Луисе, и все будет в порядке. На деньги, что мы выручим от продажи квартиры, можно уехать хоть на Аляску. Подумай. Другого такого случая не представится…
Луна сверкала на высоком небе. Рядом с нами танцевали Хорхе и Селия. В баре Энрике разговаривал с девушкой.
– Мне неохота двигаться отсюда, Рафаэль. Хочу спокойно прожить несколько дней. Если тебя тянет на Азорские острова, поезжай, но не проси меня ехать с тобой. Мне надоело путешествовать.
– А я считал, что ты мечтаешь об этом… Ты ведь сама говорила…
– Я передумала.
– Подумай еще.
– Уже подумала.
– Хорошо, хорошо. Как знаешь.
Объятия Рафаэля, пока мы говорили, становились все слабее, и, когда пластинка кончилась, мы молча расстались. Сад был полон народа. На галерее в свете прожектора кружились пары, у стойки бара толпились мужчины. Я встретила одного торговца, разбогатевшего после войны на продаже контрабандных товаров, и жену провинциального фалангистского депутата. Мы вспомнили прошлое. Торговец еще не успел облысеть, а дама показалась мне старой и унылой. Энрике спорил о политике с каким-то субъектом из монархистов: «Все вы очень нерешительны. Вам следовало бы пойти дальше и вообще упразднить рабочую проблему…» – «Упразднить? Каким же это образом?» – «Просто-напросто избавившись от них. Мы могли бы ввозить негров из Африки…» Какая-то полная женщина осведомилась у Энрике о своем муже, и, не меняя интонации, он ответил, что видел его среди елей в объятиях блондинки. «Только, пожалуйста, не мешайте им. Это будет неделикатно». Она неохотно улыбнулась, а Энрике и я укрылись в доме.