В таких случаях лучше всего, если бык неожиданно прыгнет через барьер и нападет на смотрителя. От нечего делать я принялась разглядывать зрителей. Кругом сидели погонщики мулов в шляпах и жилетах и сеньоры, поглощавшие мансанилью и курившие сигары. На лицах женщин было написано алчное напряжение, как у всех, кто жаждет крови.
Третий бык тоже оказался трусливым и неинтересным. Тореро вел его осторожно и только справа, но публика хлопала и ободряла его. Меня удивило столь различное отношение к тореро, но сосед объяснил мне, что этот из Ронды.
– А остальные откуда? – спросил Энрике.
Мужчина скривился в пренебрежительной гримасе.
– Из Малаги.
Я подумала, что, если бы Педро Ромеро воскрес, он не смог бы гордиться своим земляком, и мне захотелось уйти. Казалось, коррида никогда не кончится. Бык вдруг останавливался и тут же успокаивался, и тореро никак не мог поставить его для удара. Он дважды пытался это сделать, наконец в третий раз ему удалось. Трибуны аплодировали, тореро подали стакан воды. Энрике скучал не меньше моего. Пока рондиец пил, он встал и заявил, что в подобных случаях надо давать чашку цикуты.
– Ребята, – сказал он, – я сматываюсь.
Все последовали за нами, и мы уселись в кафе на площади. Не попавшие на корриду торчали на улице или спорили, собравшись группками. Долорес заказала бутылку тинто. Скука нередко вызывала у меня желание выпить, и я машинально осушила стакан. Энрике тоже.
– Хочешь еще?
– Я умираю от жажды.
– Превосходное вино, – сказала Долорес. – Можно взять еще бутылку.
С арены доносился свист. Цыганка с ребенком на руках просила милостыню. Энрике подозвал официанта.
– Еще одну.
– Тинто?
– Тинто.
Лаура налила мне второй стакан. Солнце только что скрылось, но небо еще было синим и гладким. Люди наполняли улицу. Был канун дня Сантьяго, и в воздухе пахло праздником. Чистильщик ботинок, сидя за соседним столом, внимательно изучал мои ноги.
– Вы не знаете о последней выходке Фефе?
– Нет.
– Вчера вечером он остановился у того филиала банка, что в конце Лариоса, и поменял таблицу котировки. Стоимость фунта стерлингов, доллара и франка упала на восемьдесят процентов. А лира, наоборот, поднялась больше чем на тысячу песет. Вокруг толпились туристы… Говорят, кое-кто покончил с собой.
– Кто это тебе рассказал?
– Бетти была в Чабалите и видела Фефе. Она говорит, что, когда пришла полиция, Фефе произносил речь: «Скупайте акции компаний, производящих взрывчатые вещества. Они наиболее прибыльные. В ближайшие дни вспыхнет война…» Видно, он изрядно нализался.
Смеялись все, кроме Мигеля. В ожидании второй бутылки Долорес яростно набросилась на него.
– Послушай, объясни нам только одно… Какого черта ты сюда поехал? По инициативе жены или сам захотел?
– Деточка, раз он здесь, значит, ему с нами хорошо. Правда, Мигелито?
Мигель робко улыбался, и Магда, обернувшись ко мне, взгляд дом умоляла о помощи. Наступило недолгое молчание.
– Корриды мне наскучили, – заявила Лаура. – Меня интерес суют только тореро.
– Первый был ничего, – сказал Энрике.
– Мне все нравятся.
– А ты бы подождала их у выхода, – предложила я.
– Я так и сделаю, – ответила она. – Налей мне, пожалуйста, еще вина.
Я наполнила ее стакан и налила себе. Тинто было слабое и оставляло во рту терпкий привкус. Я одна выпила бы целую бочку.
– Поговорим о твоем карлике, – предложила Лаура. – Почему ты не захватил его с собой?
– Он гениальный малый, – сказал Энрике. – Со времен моего деда бухгалтерия газеты влачила жалкое существование. Он все реорганизовал, это настоящая счетная машина.
– А правда, что он любит женщин?
– Они сводят его с ума.
– Роман рассказывал, что однажды ты посадил его на шкаф, а сам ушел…
– Это была шутка. Вообще-то мы любим друг друга.
Когда новильяда закончилась, зрители бросились штурмовать столики. Рондиец удостоился почетного круга, после того как убил второго быка. Неподалеку от нас беседовали солдаты, и, пробившись сквозь них, чистильщик показал на мои мокасины.