Судьба же Кормильца была печальна. Мало кто был благодарен Лому за такую жертву. Люди помнили, что он был насильником и детоубийцем, и не хотели понять и осознать, через какие страдания ему пришлось пройти во время обряда, проведённого некромантом, и через какие муки он проходил после снятия осады. Кормилец был ни живым, ни мёртвым. Он застрял в этом мире на пути в мир иной. Но теперь был обречен на вечный ад, будучи ещё не мёртвым – быть домом для больно жалящих пчёл, а самое главное душа его словно раскололась на разные части, описать эту боль, слов не существовало.
Поначалу жители Соловца охотно брали пищу у Медового. Не чурались, что создан он был из трупов пчёл и разных животных. По крайней мере не брезговали таким медком бедняки и рабы, чья жизнь была и так несладка. Но со временем народ начало пугать, что пчёлы Защитника часто кусают горожан и жителей близлежащих деревень. Были даже умершие от укусов. А что ещё хуже, пчёлы эти начали переносить какую-то неизведанную прежде язву, которая накрыла эпидемией весь город. Видимо, это и была плата жестокой богине смерти.
Авириды быстро забыли о том, кто спас их от патрушей и, вооружившись кольями, вилами и факелами, побежали наказывать Медового, которого собирались сжечь, оставив лишь пепел от чудовища, созданного чернокнижником. Медовой проживавший уже за городом был окружен народом, и вполне, возможно, его убили бы, подарив желанное освобождение от ужасной оболочки, но всё же инстинкты сыграли свою роль, особенно, когда его сумели поджечь. Объятый пламенем, он бросился быстро, как мог бежать. Прорвав окружение, догорая, он успел броситься в протекавшую рядом с Соловцом реку Чистянку, известную тем, что протекала она по серебряным рудникам, а потому вода там была чистейшая. Быстрое течение реки сумело избавить Медового от огня и погони, отогнав Защитника от своего города на десятки вёрст.
Долго потом ещё мотался Медовой по лесам, опасаясь появляться в селениях. Надолго отбили у него авириды желание общаться с человеком. Однако ж после того, как Медовой прошёл огонь и воду, скверна словно отступила от него: пчёлы перестали заражать людей, попадавшихся на пути Медовому, да и пчёлы в ульях все переменились – на их месте появились новые, которых притягивал в лесах к себе Медовой. Со временем Медовому надоело кочевать по авиридским лесам, и он перебрался на Остров, рассказы о котором манили всех язычников и свободных людей.
***
– Здорово живёшь, Медовой? – вежливо поклонился духу Людомир, немного проехав на лошади вперёд, поближе к Кормильцу.
– Здорово, коли не шутишь, – пробасил в ответ Медовой, чей рот всё так же оставался чуть приоткрытым, хоть он и произнёс несколько слов. – Это кто с тобой? Первый раз на Острове?
– Да. Друзья мои. – Всадники выглядели обеспокоенным, их лошади не могли стоять на месте из-за досаждавших животным пчёл, что мешало воинам быть полностью сосредоточенными на беседе с неизведанным существом. Взгляды мужчин бегали от Медового к лошадям и наоборот. Но если поначалу взгляд Белесы скрывал лишь любопытство, а у Калмира здоровое опасение перед неизвестным, то в глазах Армора читалось абсолютное отвращение к ещё одному увиденному им уроду, а также первобытный страх. Перед ним было нечто, что отрицалось его религией, но было реальным и очень могущественным.
– И с чем же вы пожаловали, – продолжил разговор Кормилец.
– Я ищу Стипе, – ответ Людомира был краток и сух, но учтив.
– Причём тут я? Это ваши людские дела. Я в них не лезу. Мое дело – пчёлы.
– И твои пчёлы повсюду на этом Острове. Видят всё, что происходит здесь.
Медовой тяжело двинулся вперёд. Было ощущение, что каждый шаг стоил ему титанических усилий, которые большой печатью ложились на его некрасивом лице, начинавшем выражать гнев.
– Не серчай. Мы пришли к тебе с миром. Принесли жертву. Мне просто надо знать, где оказался мой друг, которого вдобавок ищет семеро головорезов, – мягким голосом и, смотря прямо в глаза, отвечал Людомир, пытаясь не выводить из себя покровителя селенья.
– Я знаю, что вы принесли жертву, вишня хороша: она даст много сладкого нектара, и мёд будет добр. И я не брошу вас в голоде: на Острове для вас всегда найдётся улей с медом. Как и для тех, кого ты упомянул. Они тоже вежливы к нам духам. Леший, Водяной, Полевой, и я, мы никогда не серчали на них. Зверя они просто так не бьют – только пропитания ради, мёд из ульев моих достают аккуратно, не разоряя их, местных хлебопашцев и их поля тоже не трогают. В наш мир они не вторгаются. А мы не лезем в ваш мир, – Медовой, заметно уставший после своей небольшой речи, сделал пару шагов в сторону и сел на торчавший рядом из земли широкий пенёк.