Калмир понимал, что Людомир сказал по делу. То, что было перед его глазами, подтверждало правоту проводника. Калмир чувствовал, что будет трудно этой ночью избежать происшествий, так вредных для княжеского дела. Он ощущал, как подшёрсток становился дыбом на загривке, что обстановка накаляется, но одновременно его звала вновь проснувшаяся бурная натура навстречу своим страстям. От всего этого Калмир ощущал невероятное нервное напряжение, маленькими молниями бившее его по телу. Старый дружинник хотел, чтобы уже всё быстрее закончилось само собой.
– Людомир, веди нас на самый тихий постоялый двор, какой есть в этом проклятом месте, – жёстко указал витязю Калмир, меж бровей которого пролегла глубокая складка.
Людомир молча повёл дружинников по периметру Оленьего городка, выглядывая место поспокойнее. Но везде веселье было ещё более бурным, чем на подъезде, более того, уже начинали вспыхивать драки, так, Белеса с трудом увернулся от летевшего в него зуба, хозяина которого одним ударом поверг на землю маленький, но коренастый мужичок, чьи глаза горели по особенному зло на его абсолютно лысом покрытом венами черепе.
Наконец, спустя полчаса неспешной езды показалось спокойное подворье, откуда доносилось не так уж много шума. Калмир даже на какое-то мгновение почувствовал облегчение: издалека доносившиеся пьяные мужские крики и похотливые женские взвизги его не пугали, здесь, на постоялом дворе была тишина. И всё было бы хорошо, если б, когда всадники слезли со своих коней и пошли вовнутрь трактира, в них из окон не полетела целая куча пивных глиняных кружек.
– Твою мать, – сплюнул Калмир и злобно посмотрел на Людомира. Не говоря ни слова, он первый молча вошёл в затаившийся бедлам. Картина была уже привычной. Правда, чего уж скрывать: на окраинах Авиридана творилось почти то же самое, только все эти бесчинства в столице в отличие от Острова порицались, а иногда преследовались по закону, а тут совокупление и пиршество возводились в культ. Никто не стеснялся своей наготы – красивое тело, наоборот, старались выставить напоказ. Соитие тоже могло свершаться прилюдно: вызвать оно могло у окружающих либо радость за ближнего, либо зависть более удачливому.
Сразу по сторонам у входа в трактир с лавок, расставленных по сторонам, в глаза странникам бросались буквально пожиравшие друг друга парочки, которых было много в этой гостинице.
–Вот, что так тихо было. Тяжело орать, когда твой язык во рту у бабы, – подумал хмурый и раздражённый Калмир. Такого же настроения был и Армор, хотя, на самом деле, его душу будоражило такое количество оголённых грудей, с приглашающе торчащими сосками. Людомир и Белеса же сразу отдались своему нутру, открыто разглядывая присутствовавших женщин, а некоторых одаривая лёгкими шлепками в ответ на обаятельные улыбки.
– Быть беде. Да и хрен с ней, – промелькнула ещё одна тревожная мысль в голове у старого дружинника. В этот момент, хоть Калмир и не признался себе, он смирился с тем, что княжеское поручение не будет выполнено. Сопротивляться течению своих порывов он уже не мог.
Однако всем последующим приключениям предшествовал плотный ужин, столь необходимый после дальней дороги. Сытная похлёбка, из чечевицы и мелко протёртой говядины, заедаемая мягкими ломтями свежего душистого хлеба, вместе со свежо нарезанными репой, редькой и морковкой вдохнула новые силы в утомившихся всадников.
– На полный желудок можно здесь и осмотреться, – прервал царившее всю трапезу молчание Белеса, чье хорошее настроение почти всегда было в прямой зависимости от наполненности желудка.
Калмир молчал, он, словно не замечал того, что сказал Белеса, который выжидал реакции командира. Вместо этого вступил Армор, чьи глазёнки беспокойно сновали по зале, наполненной молодыми, пышущими здоровьем и красотой женскими телами:
– Давайте спать. День был тяжёлым, завтра тоже нелегче будет. Если придётся драться с Восьмёркой, то лучше это делать на свежую голову… —Армора быстро прервал Людомир, окончательно утративший предостровную хмурость.