Время текло незаметно, как будто два воина существовали вне его, и Калмир совсем потерялся, даже стал плохо понимать, где он. Но другие вещи, которые его действительно волновали раскрылись для него совершенно отчётливо. Одновременно с осознанием себя начинало проходить действие грибного настоя. Однако с ним не уходило приобретённое за всё время, проведённое на Острове, в том числе в эту ночь, знание. Калмир видел, что Людомир тоже начинает потихоньку отходить. К обоим мужчинам начинала подкрадываться жажда, а Калмира еще и обуревать любопытство. Всегда для него был загадкой тот случай с сестрой князя, женой боярина-богача Калинича, и Людомиром. Никак он не мог взять в толк, почему богатый и знаменитый воин пожертвовал всем ради княжеской сестры, которую ненавидела половина княжества за дерзкий и высокомерный характер. Калмир сам однажды слышал, как Людомир до того случая жёстко высказывал недовольство её поведением. А тут полез спасать её, понимая, что потеряет всё, что нажил в этой жизни.
– Людомир, – осторожно, ещё нетвёрдым голосом завёл беседу Калмир.
– Я слушаю тебя, – ответил язычник, выждав долгую паузу в звенящей тишине.
– Скажи мне, пожалуйста, я никогда этого не мог понять, почему ты вступился за Кислену? Зачем тебе надо было так открыто плевать в лицо князю? Неужели только из-за того, что хотел его позлить из-за всех сложностей, что тогда были меж вами двумя? – Калмир проговорил всё это сквозь смущение украдкой смотря на Людомира, пытаясь понять его реакцию по расслабленному и абсолютно немому лицу. Людомир же, было видно, медленно приходил в себя, и отвечал с запозданием, превращавшимся в многозначительные паузы.
– Да, Калмир. Может, всё это было глупостью. Причём никому, в первую очередь, мне, ненужной. Но я не мог поступить по-другому. Я бы поступил и сейчас так. Я был прав.
– В чём ты был прав? Она ведь была не твоей женой, и не твоей сестрой. Ты не имел на неё никаких прав.
– Верно. Но моя правда состоит в другом. Неважно, что Кислена – прихотливая дура, которая извела не одного мужика. Мы все знали, что она слаба на передок. Когда её выдавали за Калинича, никто и не сомневался, что он она уже не дева. Над Калиничем лишь посмеивались, а он терпел. Хотел с князем породниться, но обиду на окружающих, а особенно на саму Кислену затаил. Хотя, чего на неё злиться. Сам знал, на ком женишься, – Людомир жадно облизывал иссохшие от похмельной жажды губы, перед тем, как продолжить, – Мне Кислена никогда не нравилась. У меня с ней было очень много ссор, а князь нас мирил. Сестру-то свою, сам знаешь, он не очень сильно любил. Понимал, что она ещё та перебесившаяся сука. Поэтому и отдал за Калинича. Очень много проблем могло это решить. Князь роднился с одним из самых богатых бояр, который в случае любого мятежа мог выставить несколько тысячей воинов в поддержку своего господина.
Одновременно князь избавлялся и от засидевшейся в девках сестрицы, которая своим небогоугодным поведением доставляла много хлопот Князю, приведшего авиридский народ к Великой Матери. Калинич, подхалим и подлиза, известный садист, который при каждом удобном случае срывается на тех, кто слабее его. Поэтому князь думал, что Калинич сумеет обуздать Кислену, хотя бы и запер под семью замками в тереме. Но та сумела переиграть старого лиса, всё-таки она красивая и умная женщина: верёвки вила и из него, – голос Людомира хоть и был тихим, но звучал как-то по-злобному весело, а лицо полумесяцем исказила улыбка лишь с одним приподнятым уголком рта.
– В общем, Кислена и Калинич стоили друг друга. Я даже не знаю, кто меня сильнее раздражал. Оба были подлыми и не думали о других. Но Кислена хоть была гордой, а Калинич был готов целовать кого угодно в зад, чтобы нажить ещё больше злата. Князь же тогда вовсю укреплял свою власть. В молодости он был главным среди равных, теперь стал для всех господином, не терпящим возражений. И такие, как Калинич помогли ему этом. Беспринципные и жадные. Они постепенно заняли все кресла в княжеском совете, их люди начали вытеснять из стражи моих воинов, которых отправляли погибать ни за что на дальние рубежи. И я не мог мириться с тем, что мои бойцы вместе мужами из других достойных кланов рассылаются по окраинам, чтобы не мешать князю делать, всё, что ему заблагорассудиться. Я не выдержал в итоге, – Людомир схумрил брови, которые тяжело нависли над горбатой переносицей. Голос его был спокоен, но в нём чувствовалась боль.