Из лучей алого солнца вылетела Птица с крупным телом и небольшими крыльями, покрытыми плотно лежащими пушистыми серыми перьями. У птицы была женская голова. На Белесу смотрела жгучая южная красавица с черными, как смоль, волосами и густыми бровями. Было невозможно смотреть в её тёмные глаза, которые будто прожигали душу своим тёмным блеском. Птица накручивала круги вокруг воина, а тот не понимал, что ему делать, готовиться ли отражать ещё одну атаку или спокойно ждать ответа, зачем та прилетела. Птица резко перестала кружить и пустилась вперёд сквозь деревья, увлекая за собой Белесу, который погнал коня во весь опор, с трудом поспевая за Птицей.
По пересечённой местности, обвивая в скачке деревья, Белеса скакал в неизвестном направлении. В его душе наконец-то начало появляться спокойствие после тяжёлой ночи. Он был уверен, что Птица выведет его к Стипе и что он придёт раньше Восьмёрки. Всё завершалось. Осталось только уговорить Стипе добровольно поехать на суд к Князю, который, скорее всего закончился, бы дыбой. Белеса не был совсем дураком. Он знал, что Людомир спас детей Стипе и догадывался, что Людомир не собирался силой вести в Авиридан бунтовщика. Стипе был известен тем, что держал слово, а он обещал отплатить Людомиру тем же, если жизнь заставит.
Белеса преодолевал кустарник, овраги, корни деревьев, бугривших землю и всякие другие неровности. Мимо его глаз пробегала обильная живность, которой славился Остров. Стаи лосей и оленей, зайцы, игравшие меж собой, лисы, караулившие лопоухих; кабан мирно пил воду из ручья весело похрюкивая, а медведь неспешно по-хозяйски воровал мёд из улья, забравшись на верх липы. Попадались и мифические существа. За Белесой и Птицой долгое время скакал здоровенный лось, который, один Бог знает, как просовывал свои широченные рога между плотно растущими стволами. Рога крепились к мужской голове, покрытой густой бородой из мха. Лось и Птица о чём-то перекрикивались, что раздражало Белесу, а потом причудливое животное отстало от путников и умчалось в чащу по своим делам.
А Птица с Белесой приближались в Стипе. Они встретили его на капище, расположенном на холме, окруженным тёмным лесом. Невысокий с широкими плечами и плотной грудной клеткой, обтягиваемой длинной кольчугой, он встречал гостей, уткнув в землю пику, готовый выхватить её, чтобы сразу воткнуть в горло осмелевшему врагу.
Стипе знал Белесу и не очень сильно любил его. Они несколько раз сталкивались из-за дележа добычи, полученной в битвах. Дружинники пользовались своим статусов, чтобы урвать кусок пожирнее, что не всегда нравилось северным залесским воинам, которые отличались более зверским нравом, чем княжеские мужи, и иногда им не помогало их положение, и они огребали от северян за свою жадность. Князь жёстко пресекал подобного рода конфликты, и естественно, был более справедливым по отношению к своим людям, что злило Стипе ещё больше.
– Я пришёл с миром, – издалека крикнул Белеса, подъезжая на уставшем взмыленном коне к язычнику.
– Тебя Сирин привёл, поэтому живи пока. Если бы не она, ты бы уже лежал с пикой в груди, – гнусаво пробасил Стипе.
Белеса не отвечал, а его конь переминался с ноги на ногу. Шрамолицый не желал слезать на землю, понимая, что у него тогда остаётся преимущество перед Стипе, но и отвечать на угрозы не хотел. Он не страшился северянина, поскольку по жизни был не из робкого десятка, а после прошедшей ночи так вообще перестал людей бояться. Белеса просто не стремился в бой: предпочтительным результатом был живой Стипе, а не его голова. Да и удача в отношениях с духами, так неожиданно пришедшая, могла отвернуться от него. Белеса осознавал, что Остров помогает не потому, что он заслужил такое пособничество.
– Зачем явился? – всё так же хмуро с угрозой в голосе спросил Стипе.
– Я пришёл за тобой, – не видя смысла утаивать правду, ответил Белеса.
– Я здесь стою, – недружелюбно и криво ухмыльнулся Стипе, в глазах которого начали бегать злые огоньки надвигающейся вспышки г