нева, – что от меня-то надо?
– Нас отправили за тобой, чтобы привести тебя на суд за то, что ты сделал, – Белеса не обращал внимания нахмуренное от услышанного лицо Стипе и продолжал, – Нас въехало на Остров пятеро, ты всех знаешь: Я, Алехно, Калмир, Армор и Людомир.
– Людомир тоже решил князю послужить? – почти не сдерживая гнев, прохрипел Стипе, – и на него нашли упряжку?
– Его дети в заложниках у князя, – Стипе лишь нахмурился на эти слова, – он угрожал Людомиру.
– Где сейчас Миндал? Где вообще все? Где их чёрт носит?! – прорычал Стипе, добавив ещё отборную брань, не стесняя себя в выражении накопившегося раздражения.
– Сдохли они все в этом грёбанном месте! Где их чёрт носит, ещё спрашиваешь, – уже не сдержался Белеса, которому не нравился тон собеседника, – Алехно какие-то мелкие твари на куски разорвали, Армору Калмир башню размозжил, а потом ускакал хрен знает куда. А с Людомиром ещё интереснее. Ему Леший лицо снял, но перед этим получил от Людомира клинок в грудь.
– Где его тело?
–Лешего или Людомира?
–Обоих.
– Леший пропал, – широко развёл руками Белеса, – я думал он бессмертный дух, и железо его не берет, но он просто слился с деревом. Стал частью коры.
– Леший возродится. А Людомира тело где?
– Его обвил плющ и сразу расцвёл. Аккуратная такая могилка где-то там в лесу осталась. Он ведь до того, как с Лешим смахнуться, порвал глотку Волчьему пастуху, а тот ему ногу почти оторвал. В общем, тело его выглядело, как будто он попал в плен к озлобленным паланам.
– Жаль его. Он был одним из немногих хороших и честных людей, что я знал. Не гнался за золотом, за девками и положением в мире, но был прежде всего воином. Вот он каков наш черствый воинский хлеб, что сгинуть мы можем когда-угодно, да ещё и в неприглядном виде. Так что Людомир получил то, на что нарывался, если ещё принимать во внимание его безудержную природу.
– Да, настолько бешенных людей я никогда не встречал, – согласился Белеса, – но зачем о нём горевать. О нём сложат легенды и песни. О том, как великий воин бунтовал против князя и не боялся идти за правду до конца, не боясь заплатить самую высокую цену.
– Ты думаешь, мёртвого это волнует?
– Не знаю. Мне, конечно, от этого легче не стало бы. Но Людомиру, может, и понравилось бы, что молодые и глупые воины идут на смерть с мыслями повторить подвиги героя давних лет.
– А мне сдаётся, что так, может, и не быть, – мрачно ухмыльнулся Стипе, который размягчился с новостями о смерти близкого ему человека, – Да, Людомир прославил княжеские стяги и знамёна, но что в итоге? Он взбунтовался против князя, роптал на него, на своего господина. А князь, между прочим, вновь объединил авиридов, стал одним из самых грозных правителей своего времени, нагоняющим ужас на восточных кочевников и западных рыцарей, а самое главное на собственных подданных, большинство из которых покорно почитают его. Таким и войдёт в историю, Великим Князем-объединителем и защитником авиридской земли. И никто и не вспомнит, что был он редкостным козлом, сгубивших столько неповинных жизней, причём иногда забавы ради. Подлый ублюдок, каких ещё поискать надо. Помнишь сказания о Варлааме Свирепом и Романе Удатном? Гусляры воспели их воинскую храбрость, справедливость в управлении княжеством и щедрость по отношению к бедным и сиротам. Но сдаётся мне, что и против них многие бунтовали, и по делу мятежи поднимали, потому, что Варлаам, что Роман были такими же хитрыми и жестокими правителями, как наш князь, а о тех бунтовщиках, что выходили против князей прошлых лет, мы знаем только, как о лихих разбойниках, которые много худого для народа сделали. Так и с Людомиром, дела его славные ещё остались в сердцах живых, но дети наши будут вспоминать о нём, как о воре и душегубе, который был недостоин всякой человеческой смерти. Такова уж жизнь и история: подонки становятся великими правителями, а светлая память о возроптавших героях исчезает с последним из живых, кто помнил славного безумца.
Думаю, Людомир понимал это и не гнался за славой, запечатлённой в песнях. Он хотел прожить жизнь с полным размахом, в бешеной скачке без оглядки на то, что подумают живые и какого мнения будут ещё не рождённые.
Стипе закончил свою печальную речь. Оба воина стояли молча. Было грустно, в том числе и от осознания того, что с каждой секундой времени остаётся всё меньше, и скоро, хоть и кажется, что это не так, они присоединятся к Людомиру, чтобы отпраздновать вместе на пиру все выигранные ими битвы. Белеса смотрел под ноги своей лошади, внимательно изучая, как сучки и хвоинки перемешиваются с землёй и травой. Насмотревшись, он уставил взгляд на безоблачное, ясное утреннее небо – зеркало вечности и безмятежности. Его не волновала вся та человеческая суета, что творилась в Авиридане и бурлила на Острове. Оно было бесчувственным зрителем всех этих людских страстишек и трагедий, сменявших друг друга в безостановочном калейдоскопе радости и горя. Стипе тоже смотрел на небо: ему предстояло сделать тяжёлый выбор. Он знал, о чём попросит Белеса, и понимал, что не сможет отказать тому.