— Можешь отправить их во фьорд, — советует Лейв. — Конечно, потребуются определенные усилия, но там вполне можно наладить жизнь. И ты бы мог ей в этом помочь.
Хьяльти смотрит на брата как на сумасшедшего.
— Во фьорд? Я не был там с детства. Там ведь ничего нет.
— Там есть дом, — говорит Лейв с грустной улыбкой. — Там есть рыба, тюлени, небольшой участок земли у теплого ручья, где, по рассказам деда, люди пробовали выращивать картошку. Не всем так повезло.
Хьяльти соглашается и думает о Гудрун в подвале без окон. Пожалуй, передам его слова Марии, если услышу ее снова.
МАРИЯ
Остается только смеяться. Работать и смеяться. Повсюду грязь, она скопилась на домах, сапогах, лицах и волосах, течет под воротники, в термосы, собирается в ушах и вытекает из уголков глаз; похоже, грязь дождем льется с неба. Люди бок о бок ходят по щиколотку в грязи там, где когда-то был огород с красивыми рядами величественной картофельной ботвы, а теперь он превратился в огромную грязную лужу, целое Средиземное море грязи. Они копаются руками в мокрой земле, роют лопатами и вилами, выуживают картофелины.
Осенний воздух грозит морозами, северное сияние уже танцует в перерывах между вторгающимися в страну циклонами, и теперь важно спасти ценный картофель. Каждый клубень, который находят в грязной жиже, — это символ победы человеческого духа, маленькая гирька, склоняющая чашу весов к покупке рыбы, скира и масла, одежды и запчастей, сала для свечей к зиме и удобрения к весне.
Мария больше не думает о руках, она уже давно перестала за ними ухаживать и вычищать песок из-под ногтей по вечерам. Она превратилась в гору мускул, жира и сухожилий, быка, который пробирается через грязную жижу, перепахивая ее крепкими копытами. На самом деле, говорит она Инге, это чем-то похоже на игру в оркестре, коллективная работа над общей целью, будь то идеальное исполнение сложной симфонии или чулан, наполненный красивым овощем. Каждое утро она первым делом находит маленькую картофелину, выкапывает ее, тщательно очищает от земли и, поднося к свету, возносит беззвучные благодарности за это маленькое чудо, затем засовывает ее в рот и жует, скрипя зубами. Она берет только одну, первая свежая и сладкая; горечь появляется в картошке номер два.
В обеденный перерыв она встречается с Элиасом, целует его в грязную щеку и стоит вместе с ним в очереди к раковине в доме культуры, чтобы смыть основную грязь. Они садятся на свое место за длинным столом и слушают истории и болтовню за простой едой: картофельный суп, суп из порея, омлет с луком и картошкой, отваренная солонина. Они научились ценить шкварки, кусочки конины, которые много часов томились в собственном жиру. Элиас примиряется сразу, а Марии требуется несколько попыток, прежде чем голод подавляет отвращение от желтого жира и навязчивых запахов.
Пока идет сбор урожая, уроки в школе отменены. Дети постарше собирают картошку и мох вместе с родителями, малыши окучивают морковь и свеклу, пропалывают грядки. Элиасу, похоже, пребывание здесь идет на пользу, в глазах появился здоровый блеск, он начал разговаривать с другими детьми, хотя Мария не замечала, чтобы он с кем-то подружился. Дети ходят маленькими перепачканными группами, и под грязью они совершенно одинаковые.
Она старается звонить Маргрет каждый день, хотя мобильная связь плохая, набирает снова и снова, пока та не отвечает, холодная, своенравная. Да, еды у нее достаточно. Да, чувствует себя хорошо. Нет, повидаться не хочет.
Мария рассказывает ей о колхозе, о еде, музыке, вечерних посиделках, слышит все возрастающее отчаяние в собственном голосе, описывает эту насквозь промокшую деревушку как скаутский лагерь на солнечном побережье. Маргрет ничего не рассказывает себе, иногда спрашивает о брате; брат с сестрой перебрасываются парой слов, прежде чем та кладет трубку, скорее всего вращая глазами в ответ на назойливость матери.
Я ее безвозвратно потеряла, думает Мария, начала терять после взрыва. Струна между нами заледенела.
Вечерами она лежит в кровати и не может заснуть, несмотря на усталость, ворочается и пытается придумать, как же вернуть свою девочку, заслужить ее доверие, вновь стать ей матерью. Что делать родителю, которого отвергает ребенок? Можно быть матерью без ребенка?
Закрывая глаза, она каждый раз видит Маргрет, грязную, голодную, изнасилованную, избитую. Пьющую, курящую, обдолбанную. Постоянное беспокойство гложет ее изнутри, смех на мокрых от дождя полях становится утомительным, шутки в доме культуры по вечерам превращаются в пустой звук.
— Мы обсудим это на сегодняшней посиделке, — говорит Инга, и Мария смотрит на нее, точно на сумасшедшую.